Глаз бури

– Да, – подтвердил Туманов. Со стороны казалось, что он уже умер, и теперь за него говорит кто-то другой, вселившийся по случаю в обездушенное тело.

– И что же теперь? Что же теперь будет? Что вы делать станете? Надо же что-то делать! – закричал Гриша, до которого медленно, но верно доходил ужас произошедшего. – Он, этот… он пишет, что в полицию нельзя! Но почему? Почему Софи – с вами, из-за вас? Кто вы вообще такой?!

– А вы кто такой?

– Я – ее брат, Григорий Домогатский!

– Вон оно как… Брат, значит… – протянул Туманов, явно размышляя о чем-то другом.

– Но что же?! Как же будет?! – снова закричал Гриша, подбежал к Туманову, потянул его за рукав. – Кто этот человек? Чего он от вас хочет?

– Ты слышал, – устало откликнулся Туманов. – Кто он и почему – об этом я не больше тебя знаю… Кстати, Ольга, взгляни на письмо… Ты… – он указал пальцем на Аркадия. – Отдай ей… Явно из ваших, из благородных, писал. Может, по подчерку признаешь?

Оля серьезно и внимательно изучила листок, потом покачала головой.

– Нет, я этой руки не знаю. Но можно было бы спросить…

– Нельзя! – Туманов резко мотнул головой. – Видала, чего в цидульке сказано? Хужее можно наделать…

Оля удивленно подняла брови. Перепады в речи Туманова обескураживали ее, как и многих других. С непривычки она просто не могла решить, что обозначают переходы, и как на это следует реагировать. В конце концов, решила не реагировать никак.

– Но что же вы намерены делать? – продолжала она. – Это же нельзя так оставить. Он, чего доброго, убьет Софи…

– Молчи! – прошипел Туманов. – Молчи, Ольга! Не будет этого!

– Почему не будет? Что вы сделаете?

– Сделаю, как он хочет, – просто сказал Туманов.

– То есть – как?! – изумился Гриша. – Вот по его слову все продадите и уедете из России? Прямо сейчас?

– Прямо сейчас, – кивнул Туманов. – Федька! Где ты там прячешься? Найди Иннокентия, позови ко мне. И пошли кого-нибудь к Лукьянову в порт, к Измайлову на мануфактуру, ну и к остальным… Понимаешь, небось, о чем я. Пусть бросают к чертям собачьим все дела и срочно сюда едут…

Федька ушел, постанывая сквозь зубы и безнадежно качая головой. Трудно сказать, что он понял из произошедшего, но понятое ему страшно не понравилось – это было всякому ясно.

– Но как же так… – от бескрайнего изумления Олины глаза сделались почти совсем белыми. – Так же нельзя… Сразу… Можно, наверное, что-то попытаться… Вы же себя…

– Почему нельзя? – пожал плечами Туманов. – Рассуди сама. В любой стране с деньгами жить можно. Значит, и я жить буду. А если с Софьей или с Саджун что, мне только одна дорога останется – в петлю. Жизни нет. Так что свою выгоду я блюду, не волнуйся… А вы теперь идите отсюда. Адрес какой на бумажке напишите, оставьте. Я, как все будет готово, извещу вас… Идите!

Туманов покопался в куче обрывков, достал что-то оттуда и из кармана, снова сел на пол и принялся вертеть в чем-то с равномерным щелканьем, глядя прямо перед собой. Опять стало видно, что он тяжело пьян.

Гриша, не в силах смириться, порывался сказать или сделать что-то еще, но здравомыслящий Аркадий потянул его за рукав. Дуня последовала за молодыми людьми. Уже на пороге она не выдержала, обернулась и вздрогнула от испуга. Вслед им к двери, смешно переваливаясь, бежали друг за другом четыре механических мопсика. Пятый, по-видимому, был неисправен. Он качался, загребал правой передней лапкой и норовил свернуть к окну. Туманов смотрел на Дуню и криво усмехался.

– Господи, какой бред! – прошептала Дуня и прижала ладони к загоревшимся щекам. Ей стало окончательно ясно, что на опереточной сцене появился главный герой. Но легче от этого почему-то не становилось.

В этой комнате не было окон и горела всего одна свеча, в угловом подсвечнике, приделанном к стене. Тонко и приятно пахло песком и картошкой. От сквозняка пламя свечи металось вместе с тенями и не давало рассмотреть человека, сидящего в кресле, вполоборота к Софи. «Так, надо полагать, и задумано, – решила Софи. – Но что ж здесь? Погреб, что ли?»

Впрочем, для погреба обстановка была, пожалуй, слишком роскошной. Сама Софи помещалась на небольшом диванчике, рядом с ней, на столике с инкрустацией, составленной из разных пород дерева, стояло ведерко с шампанским и ваза на ножке, полная каких-то фруктов.

– Желаете шампанского, Софья Павловна? – шепотом спросил человек, сидящий в кресле, и желающий казаться расслабленным и равнодушным. Несмотря на это, Софи физически ощущала его напряжение. – Или прикажете чего-нибудь более существенного подать?

– Да пошли вы подале со своим шампанским! – сказала Софи. – Выпустите меня отсюда, а не то, видит Бог, пожалеете!

– Помилуйте, царевна, вот этого я как раз сделать не могу. Как только смогу, отпущу немедля, хотя и буду жалеть и тосковать о времени, проведенном в вашем очаровательном обществе…

– А чего вы шипите-то? Чтоб голос не узнала? Мы с вами разве знакомы? – спросила Софи и добавила с надеждой. – А признайтесь честно: я вам хоть немного-то рожу покорябала? Здесь или в карете?