В такт подспудно тлеющей, хотя еще и не проявившей себя в ландшафте весне, Софи испытывала небывалый для себя подъем и возбуждение. Проводя невиданно большое время в дороге, она успевала сделать так много всего, и так многое успеть, что порою сама себе не верила. Главною ее задачей оставалось – не дать себе ни минутки передышки, ни единой возможности задуматься, но и о самой этой задаче она равно не думала. Добираясь наконец до постели (где б она ни находилась) она буквально валилась без чувств, с тем, чтобы не позже, чем через пять часов снова вскочить как ни в чем ни бывало. Ее темно серые глаза постоянно горели лихорадочным огнем, с обыкновенно бледных щек не сходил румянец, а старенький семейный доктор, знавший Софи с детства и случайно повстречавший ее в городе, на пролете с одного места в другое, после долго качал головой и бормотал себе под нос что-то о петербургском климате и палочке Коха, которая настигает порой и самые что ни на есть здоровые и сильные экземпляры человеческой породы.
По вечерам, ежели не случалось каких-то увеселений, Софи сидела за столом у окна и страница за страницей заполнялись ее летящим, неразборчивым подчерком. Работа над романом тоже шла полным ходом. Порою Софи улыбалась над своим текстом, порою хмурилась или утирала украдкой выступившую слезу. Но в общем и целом герои, люди, живущие на белых листах, охотно подчинялись ее творящей воле, и тем радовали Софи. Прекрасно было дарить им счастье, вознаграждать за перенесенные испытания, примерно наказывать недостойных…
Полузабытая ею светская жизнь тоже приносила свои радости и открытия. От всяческих неприятностей и уколов ее по-прежнему охраняла верная Элен, а на недостаток внимания, как со стороны мужчин, так и со стороны женщин, Софи вовсе не могла пожаловаться. Беседовать сразу со многими образованными, правильно говорящими людьми, способными серьезно рассмотреть практически любую затронутую тему, доставляло Софи давно не испытанное ею удовольствие.
Сама о том не подозревая, на разных светских вечерах она познакомилась практически со всеми фигурантами расследования, которое вели Туманов и Нелетяга. Зинаида Дмитриевна, графиня К., была откровеннее прочих.
– А что ж, Софи, милочка, – интимно придерживая Софи за локоток, проворковала она прямо ей на ухо. – Как вам Туманов показался? Экзотичен без меры, не правда ль? И груб, груб совершенно по-плебейски… Но свой шарм в этом есть, вы согласны? ДО каких-то пределов, а дальше уж нестерпимо. Мы с вами, как обе бывшие его жертвы, ведь можем накоротке, без условностей… Тем паче, что обе его в конце концов от себя прогнали…
«Тебя-то, допустим, он сам бросил, – подумала Софи и вежливо осклабилась, ехидно вспоминая при этом альбом, показанный ей Лизой. – А теперь ты хочешь обсудить мужские достоинства Туманова с его последней любовницей? Что ж, пожалуйста. Понятное желание. Почему нет?»
– Мне, право, сложно судить, – вслух проблеяла она. Пусть графиня думает, что шокировала ее, выбила из седла. На самом деле, после передышки, данной ей попечением Элен, Софи уж давно готова была к этому или подобному ему разговору. – Я ведь… сами понимаете… домашнее воспитание и все такое прочее (интересно, вспомнит ли Зинаида про Сибирскую эскападу?)… И земская школа… Конечно, скорее всего… Ему просто со мной наскучило…
– Да неужели?! Он сам вам сказал, милочка? – в голосе графини жгучее любопытство. Ах, как ей хочется знать! Она ведь умна, чует, что Софи говорит
– Ну… Зинаида Дмитриевна, графиня (так правильно, чтобы подчеркнуть разницу в возрасте!)… Вы меня, право, в смущение вводите… Я даже и понять не могу. По правде говоря… Михаил Михайлович всегда был крайне нежен со мной…
– Не может быть! Вы, Софи, меня обманываете! От смущения, конечно… Но я ж сказала – мы с вами…
– Нет, поверьте! – горячо воскликнула Софи и прижала стиснутые кулачки к маргариткам на корсаже. – Я вам всю правду говорю… Он мне зла не делал, просто… Просто мы расстались и он ушел… Ушел искать для себя привычное… Это для него нетрудно… А мое воспитание и обычаи… к тому же… – Софи доверительно склонилась к графине и перешла на французский. – Я, знаете ли, не люблю красных чулок! Это так вульгарно!
– Что-о?! – графиня отшатнулась и, не успев стереть с лица умильной улыбки, мгновенно пошла темно-розовыми пятнами. – Красные чулки?!
– Разумеется. Я б никогда не стала вам говорить, но мы же с вами… накоротке… вы сами мне велели…
– С-с… – графиня отвернулась и быстро отошла.
Софи, безмятежно улыбаясь, направилась к группе молодых людей, ожидающих ее. Она чувствовала себя прекрасно, и с удовольствием уловила в яростном шипении Зинаиды Дмитриевны площадное ругательство. И ведь наверняка графиня думает, что про красные чулки Софи разболтал сам Туманов!