Глаз бури

С тех пор прошло несколько лет. Девушки оставались подругами. По совету Софи Дуня закончила акушерские курсы и поступила на работу в больницу. После Софи случайно обнаружила математические склонности девушки (сама Дуня не говорила о них, как о предмете малозначащем), и настояла на том, чтобы Дуня брала уроки. Поговорив спустя некоторое время с преподавателем (Софи выдала себя за старшую сестру Евдокии), она выяснила, что Дуня обладает ярко выраженными математическими способностями, которые грех было бы загубить. В нынешний момент Софи находилась на распутье. По идее, надо было отправлять Дуню за границу, например, в Германию, где женщин принимают в университеты, и она могла бы учиться математике. Но как это сделать? Выход подсказала Оля Камышева. Нужно выдать Дуню замуж за передового человека, сочувствующего идее женской эмансипации. Даже если этот брак будет фиктивным, положение замужней женщины позволит Дуне ехать за границу учиться. Многие девушки нынче так делают, объяснила Оля. Можно поискать подходящего мужчину. «Ищи!» – распорядилась Софи. Но сомнения не оставляли ее. За несколько лет общения с девушкой Софи поняла, что Дуня слишком слаба, чтобы жить в одиночку и без поддержки и опоры сражаться с обстоятельствами. Может быть, лучше было бы найти ей обычного, не фиктивного мужа? Как правильнее поступить? Самое интересное, что все это решалось практически без участия Евдокии. Дуня знала об этом, но никаких протестов с ее стороны не поступало.

Более того. По-детски обожая Софи, Дуня копировала ее словечки и гримаски, походку и манеру одеваться. В ее исполнении все это смотрелось слегка карикатурно, но ни одна, ни другая этого не замечали. Дуня делала это бессознательно, а Софи не была достаточно внимательной к младшей подруге, и больше любила действовать, чем анализировать и рассуждать. Даже в ее нашумевшем романе почти не было рассуждений – лишь действия и наблюдения. Критики, из числа недоброжелательно настроенных к роману, говорили о том, что «Сибирская любовь» именно этим и привлекает невзыскательного читателя – легкостью и полным отсутствием привычных умственных упражнений. Следить за размышлениями героев не надо – за полным отсутствием этих самых размышлений. Впрочем, многие снисходительно списывали этот недостаток на счет юности автора.

Меж тем быстрые осенние сумерки сгущались. Призрачный зеленовато-лиловый свет газовых фонарей окутал город.

– Гляди, Дуня! – позвала Софи. – Солнце уже за дома зашло, а огонечки остались.

– Как это?

– Ну ты смотри же – человеческие глаза. Они по природе блестят, но ведь у каждого же свой блеск. Вот, на тротуаре справа, видишь? – пара мещан с дочкой гуляет. Глаза ровно светятся, спокойно, как свечи в церквушке. Куда спешить? Все правильно. А вон у юнца в шинели очи горят, как электрические фонари в саду «Аквариум». Он, должно, влюблен отчаянно. А вот старушка в салопе – тусклые огонечки, зеленые, как гнилушки на кладбище, куда и ей скоро пора… Понимаешь теперь?

Воображение Дуни было не слишком развито. Но за то она и ценила Софи – ее энергия и фантазия раз за разом пробивали пыльный кокон сниженных Дуниных эмоций. Вот и теперь Дуня отчетливо представила себе темный ночной город, по которому с неопределенным таинственным гомоном передвигаются тысячи бродячих огоньков. Среди них бельмастые нищие, воры, преступники, убийцы… Дуня поежилась. Ощущение оказалось не слишком приятным.

– Пойдем, Сонечка, домой, – предложила она. – Темно уж, маменька ждет нас, волнуется…

– Чего ж волноваться-то? – удивилась Софи. – Мы – взрослые люди, что ж с нами будет?

– Да она газет начиталась, – виновато пояснила Дуня. – Не надо было мне покупать, но ведь жалко ж ее – я на работе, а она целый день в четырех стенах, со своей болезнью, даже пойти никуда не может. А там пишут, что у нас как раз нынче объявился разбойник по образцу лондонского Джека-потрошителя, присылает девицам угрожающие письма с подписью «Джекъ» и все такое. Понятно, что это шутки такие дурацкие, и градоначальник Гессер опровержение в «Ведомостях» дал, я ей читала, но все равно, ты ж понимаешь…

– Понимаю, – вздохнула Софи. – Хорошо, что мне отчитываться не перед кем. Давай тогда, что ли, извозчика возьмем?

– Ну нет, Соня, к чему такие деньги тратить?! – сразу же возмутилась Дуня. – Тут меньше получаса ходу, а я и не устала вовсе.

Вдова Водовозова с дочерью проживали в северо-восточной стороне Петровской части, в милом деревянном домике с башенкой и фасадом на пять окон. В свой нынешний приезд Софи, уступая настойчивым просьбам, жила у них, хотя обычно избегала останавливаться у знакомых. Никакой особой чувствительностью Софи не страдала и опасениями обеспокоить людей себя не изводила. Просто ей, подобно вольному дикому зверю, привыкшему вести одиночный образ жизни, было удобнее во всякий миг располагать собой так именно, как ей пожелается.