Глаз бури

– Брат Джованни, почти сразу же. Я запретил ему рассказывать, но вы же понимаете, что мои люди общались с Бартоломео больше двадцати лет.

– А вы понимаете, что если чернокнижник догадается, что вы его узнали, он не постесняется сбросить на ваш палаццио бомбу?

– Черт, – прошипел кардинал.

– Кстати, что с подельниками? Кто-то их опознал?

– Нет. Так выходит, что портрет бесполезен?

– Вовсе нет, но использовать этот козырь надо с умом. Если мы начнем крутиться около бывшего дома вашего Бартоломео, допрашивать его соседей, показывать портрет – он мигом учует неладное. А вот когда настанет черед выманить его из норы, спровоцировать, заставить совершить ошибку…

– Думаете, такая пора настанет? – вздохнул Саварелли. – Этот тип так ловко от нас уворачивается, что я уже начинаю думать, будто он вообще не человек.

«Черт его знает», – подумал Бреннон. Редферн после облучения приобрел некоторые совсем не человеческие свойства.

– Что вы о нем знаете? Вы ведь общались с ним?

– Не так тесно, как служители архива. Проклятие! – простонал его преосвященство и с ненавистью уставился на портрет. – В том-то и дело, что я даже и предположить не мог! Это был тихий, молчаливый, дисциплинированный человек, всегда вежливый и трудолюбивый. Никто не сообщал мне о том, что он роется в книгах или интересуется знаками, словами или смесями.

– Однако ваш архив – отличное место, чтобы приобрести эти знания.

– Да. Вот потому-то, чтобы не допустить появления таких тварей, я тщательно слежу за тем, кого можно допустить к его секретным отделам. Далеко не все мои инквизиторы владеют, кгхм… знаниями.

– Попробуйте осторожно расспросить старшего архивариуса. Но портреты пока припрячьте, только пришлите мне копии. У меня есть кое-какая мысль насчет приюта Санта-Александра. Если она подтвердится, то у нас появится шанс выманить чертова ублюдка из его норы.

– Хорошо, – кивнул Саварелли. – Я прикажу брату Джованни сделать для вас копии.

Зеркало погасло, а Натан отправился в лабораторию, к мисс Эттингер. Сам он не знал, как установить связь с замком пиромана, и теперь досадовал на свое невежество.

«Надо бы еще и с Бройдом связаться, – запоздало подумал комиссар. – Доложить, в чем тут дело, испросить продления отпуска…» – и лишь спустя минуту до него дошло, что у шефа полиции нет никакого волшебного зеркала. Натан опустил голову и нахмурился. Всего год назад он бы ходил по дому Уркиолы с разинутым ртом, как ребенок на ярмарке, а теперь чудеса стали так же привычны, как картотека с личными делами преступников или обстановка в морге у Кеннеди. Как будто нормальный, человеческий мир то ли отдалился от него, то ли, наоборот, смешался с тем, о чем Бреннон никогда не хотел знать.

«Пора с этим завязывать», – решил комиссар и постучал в дверь лаборатории. Вот разберется с чернокнижником – и домой, к привычным уголовникам и поножовщине.

– Пегги, как ты себя чувствуешь? – спросил Бреннон.

– Хорошо, спасибо, – рассеянно отозвалась племянница. На вид она и впрямь казалась совершенно здоровой, но Натану не нравилось, как пристально смотрел на нее Лонгсдейл, будто искал признаки то ли болезни, то ли чего похуже. Консультант даже почти не глядел на портрет, который пристально изучали все остальные. Он был придвинут к зеркалу, чтобы Редферн и Маргарет тоже могли наконец взглянуть в лицо причине всех бед.

– А с виду обычный мужик, – пробормотала Джен. – Если б я не видела его в деле, ни за что бы не догадалась…

– Он как-то мутировал? – спросил комиссар.

– По-моему, нет, – ответила ведьма, и пироман, поразмыслив, тоже кивнул.

– Хоть это утешает, – вздохнул Натан.

– И что вы теперь намерены с этим делать? – осведомился Редферн. – Я, конечно, рад узнать врага в лицо, но какая нам с этого польза?

– Мы не сможем обнаружить след от прыжкового амулета, – сказал Лонсгдейл. – Брат Бартоломео воспользовался им слишком близко к трещине. Честно говоря, я даже не уверен, что он выжил после этого. Влияние той стороны было так сильно, что амулет мог сработать как угодно.

– Однако ни брата Бартоломео, ни его сообщников мы больше не видели. Значит, куда-то они все-таки делись.

Пес издал недовольный урчащий звук, подошел к карте Фаренцы и пристально уставился в одну точку – на приют Санта-Александра. Комиссар мог только порадоваться такому совпадению их мыслей.

– Я предлагаю использовать портрет как приманку, – сказал он. – А наш силок мы раскинем в приюте. Мне кажется, там все же что-то не так.

Пироман придвинул к себе свою карту, увеличив ее настолько, что стал виден приют, окруженный каналами.

– В Фаренце всем плевать на бездомных и нищих, – продолжал комиссар, – брат Бартоломео мог без проблем наловить себе беспризорников, и никто бы, кроме консультанта, даже не обратил на это внимания. Однако чернокнижник полез именно в приют, хотя наверняка понимал, что смерть воспитанниц вызовет куда более бурную реакцию. Даже местная полиция очнулась и сделала вид, что предпринимает какие-то меры.

– Логишно, – заметила мисс Эттингер. – Ми ведь так и не знаем, зашем он превратил их в мараббекк.