Глаз бури

– Слава богу! – обрадовался Натан: у него просто гора с плеч свалилась. – Может, пусть лучше все идет своим чередом? Хотя я не отказался бы увидеть Лонгсдейла поскорее.

– Но… – Валентина вдруг нахмурилась. – Но, Натан, ты его никогда больше не увидишь.

– Чего?! Почему это?!

– Потому что когда в тело вернется душа, то очнется тот человек, о котором ты мне говорил. Родич мистера Редферна.

– А Лонгсдейл?! – взвыл Бреннон. – Он-то куда денется?!

– Никуда, – недоуменно отозвалась Валентина. – Он просто исчезнет.

– Нет! – задохнулся комиссар. – Не может быть!

Он вдруг понял, что никогда не задумывался на самом деле о том, что произойдет, когда душа вернется в тело. Ему и не приходило в голову считать Лонгсдейла какой-то неполноценной химерой, потому что… потому что…

– Это несправедливо, – глухо проговорил Бреннон. – Он же человек! Такой же человек, как и тот!

Валентина коснулась его руки:

– Мне жаль, Натан. Я знаю, что ты к нему привязан…

– Привязан, – еще глуше повторил комиссар. Горе закипало в нем вместе со злостью на самого себя. Как он мог даже не подумать! Он ведь даже не простился – сначала и в голову не приходило, что придется, а теперь… уже не успел. – Кто знал, что ему придется умереть, – сказал Бреннон. Все снова, как во время революции и гражданской, – полное бессилие: никогда не успеваешь проститься, потому что те, кто с тобой, всегда умирают внезапно. И только сейчас понимаешь, что Лонгсдейл посреди портала на ту сторону – последнее воспоминание, которое у тебя остается. – Не успел, – прошептал комиссар. – А теперь… уже ничего.

Валентина обняла его, но он пробормотал:

– Скажи Джен.

Жена ушла. Натан молча стоял в ногах кровати. Лонгсдейл казался спящим, и лицо у него было таким умиротворенным, словно он наконец стал по-настоящему счастлив. Бреннон долгие минуты смотрел на него и старался не думать о том, каким окажется тот, кто займет место знакомого уже консультанта.

Дверь распахнулась, и в спальню ворвалась Джен.

– Умер?! – пронзительно вскрикнула она.

– Выходит, что так. Валентина сказала – исчезнет.

– Неправда! – Ведьма метнулась к кровати. – Так нечестно! Так нельзя! Он же… он ведь… – Она обернулась к Бреннону. – Вот пусть другой и сидит в своей собаке! Так… так неправильно!

Комиссар покачал головой. В глазах Джен блеснули слезы.

– Я не хочу! – выдохнула она. – Не хочу другого!

Натан обнял ее. Ему на рукав упало несколько капель, горячих, как кипяток.

– Нечестно, – прошептала Джен. – Так нечестно! Он ведь был настоящим!

– Да, – тихо сказал Бреннон, – очень.

18 октября

Комиссар сидел в кабинете, за столом, заваленным бумагами, как и его стол в блэукитском департаменте. Ведьма свернулась в клубок на окне, уткнувшись подбородком в колени и глядя на город. Губы у нее иногда начинали дрожать; тогда она зажмуривалась.

«Почему Редферн считает, что у них нет души? – отстраненно подумал Бреннон. – Если признак души – способность любить, то, значит, она есть и у ведьм…»

Это этой мысли стало еще поганей. С душой или без души – но Лонгсдейл был для него таким же человеком, как и все. Кто бы ни занял его место в теле, пусть даже и законный владелец, – для Натана он все равно оставался чужим.

«Натан, – сказала ему Валентина, – ты же понимаешь, что мутации, которым он подвергся, никогда не исчезнут? Он все равно останется не вполне человеком. Я даже не могу сказать, сколько лет он проживет после этого».

Бреннон вздохнул и придвинул к себе кипу бумаг. Они касались истории открытия приюта, но это уже не имело никакого значения. Комиссар принялся листать их, только чтобы отвлечься и скоротать время до возвращения консультантов или мисс Эттингер.

– Это несправедливо, – пробормотала Джен. – И я не должна была его отпускать! Если бы я вошла туда с ним!

– Ты защищала нас от чумных мертвецов, – мягко сказал Бреннон. – Никто из нас не знал, насколько это опасно даже для него.

– Я должна была догадаться! – упрямо прошептала ведьма. – Но я почему-то забыла, что он тоже человек, как и вы…

Комиссар сжал зубы и отвернулся. На глаза ему попался портрет брата Бартоломео, и, глядя на рисунок, Бреннон ощутил укол такой жгучей ненависти, какой не чувствовал лет с тридцати, когда дрался с имперскими солдатами на улицах Блэкуита.

– Пора, – сказал Натан. – Запустим в дело портрет. Пусть им размахивают на каждой улице и в каждой пивной. Этот выродок зашел с козырей, попытавшись открыть портал, значит, мы все-таки загнали его в угол. Пусть подергается и…

Зеркало на столе вдруг зазвенело и засветилось. Бреннон, почти машинально вспомнив заклинание, с первой попытки включил связь и, к своему удивлению, увидел не пиромана и не кардинала, а консультанта – дона Луиса Монтеро, как ему представила его мисс Эттингер. Он был из Эсмераны и явился на ее зов одним из первых.

– Добрый вечер, – сказал консультант, тоже несколько удивленно. Изображение было немного расплывчатым, но за спиной дона Монтеро Натан различил покрытые копотью стены и обугленную мебель.

– Добрый. Вы в приюте?