По мере продвижения послеполуденного солнца к западу, когда его смутное серебро, падавшее в расщелину, стало подниматься все выше и выше по синим стенам и под конец совсем исчезло, спутников охватил более глубокий и более мучительный холод. Напряженные мышцы Саймона дрожали, как струны лютни, уши болели, несмотря на меховой воротник, юноша чувствовал, что проваливается - так же стремительно и беспомощно, как скатывался он к обнаженной пустоте пропасти, - в туманный, полный миражей сон наяву. Но вместо мрачного беспощадного холода, которого он ожидал, сон заключил его в теплые, душистые объятия.
Вокруг царило лето - как давно это было? Неважно, потому что времена года наконец вспомнили о своем естественном порядке, и упоительно горячий воздух был полон низким пчелиным жужжанием. Весенние цветы разбухли и перезрели, их окаймляла хрустящая коричневая корочка, напоминавшая о пирогах с бараниной, таившихся в духовке у Юдит. В полях под стенами Хей-холта желтела трава, начиная неотступное превращение, которое завершится осенью, когда ее соберут в ароматные золотые стога. Эти стога усеют всю землю, точно маленькие домики.
Саймон слышал сонное пение пастухов, вторящих пчелам, и блеяние их подопечных в теплых лугах. Лето! Он знал, что скоро наступит праздник… Лафманса Святого Сутрина, но сначала его любимый канун летнего солнцестояния.
Канун летнего солнцестояния, когда все менялось и принимало новые формы, когда закрытые масками друзья и переодетые враги смешиваются в затаившей дыхание темноте… когда музыка играет всю долгую бессонную ночь, когда сад украшен серебристыми лентами и смеющиеся, танцующие фигуры населяют лунные часы…
- Сеоман! - Чья-то рука осторожно трясла его за плечо. - Сеоман, ты плачешь. Проснись.
- Танцоры… маски…
- Проснись! - Его снова трясли, теперь уже сильнее. Он открыл глаза и увидел узкое лицо Джирики. Смутный свет падал под таким углом, что видны были только лоб и скулы ситхи. - Тебе, кажется, приснился страшный сон, - сказал принц, опускаясь на корточки рядом с Саймоном.
- Но… на самом деле нет. - Юноша дрожал. - Это было л-лето… Канун летнего солнцестояния.
- А! - Джирики поднял бровь, пожал плечами и достал из-под плаща - тем жестом, каким любимый дедушка достает игрушку, чтобы развлечь капризного ребенка, - блестящий предмет в деревянной рамке, покрытой искусной резьбой.
- Ты знаешь, что это такое? - спросил Джирики.
- Зе-зеркало. - Саймон не знал, о чем спрашивает ситхи. Может быть, ему известно, что Саймон уже рассматривал зеркальце в пещере?
Джирики улыбнулся.
- Да. Особое зеркало, зеркало, у которого очень долгая история. Ты знаешь, для чего может служить такая вещь? Кроме того, разумеется, чтобы бриться, как это делают мужчины.
- В-видеть вещи, которые далеко, - брякнул он и съежился в ожидании вспышки гнева, по его мнению неминуемой. Некоторое время ситхи молча смотрел на него.
- Ты слышал о Зеркале справедливого народа? - спросил он, наконец, удивленно. - Он нем до сих пор упоминается в сказаниях и песнях людей запада?
Теперь у Саймона появилась возможность уклониться от правды. Но он удивил сам себя, сказав:
- Нет. Я смотрел в него, когда был в вашем охотничьем домике.
Еще удивительнее было то, что от этого признания Джирики только широко раскрыл глаза:
- И ты увидел в нем не только отражение? Еще и что-то другое?
- Я видел… я видел принцессу Мириамель, моего друга, - кивнул он и погладил голубой шарф, окутывающий его шею. - Это было похоже на сон.
Ситхи нахмурившись посмотрел в зеркало, но гнева не было в его взгляде. Скорее казалось, что он смотрит на поверхность мутного пруда, ще мечется рыба, которую ему страшно хочется поймать.
- У тебя очень сильная воля, - медленно проговорил Джирики. - Сильнее, чем ты думаешь, - может быть дело в этом, а может быть тебе каким-то образом были даны другие силы… - Он бросил взгляд на зеркало через плечо Саймона и снова помолчал. - Это зеркало - очень древняя вещь, - вымолвил он спустя несколько минут. - Говорят, что это чешуйка Великого Червя.
- Что значит "червь"?
- Великий Червь, как говорится во многих сказаниях, обвивает землю. Мы, ситхи, считаем, что он окружает все миры - миры проснувшихся и грезящих, те, что были, и те, что будут… Хвост его у него во рту, так что он не имеет ни конца, ни начала.
- Червь? Вы имеете в виду дракона?
Джирики кивнул быстрым движением, как птица, клюнувшая зерно.
- Говорят также, что все драконы произошли от Великого Червя и что каждый последующий меньше предыдущих. Игьярик и Шуракаи были меньше, чем их мать Идохеби, а она, в свою очередь, была не так велика, как ее родитель Хирукато Золотой. Однажды, говорит легенда, драконы исчезнут все до одного - если уже не исчезли.
- Это б-было бы хорошо, - сказал Саймон.