Глаз дракона

— Он должен понять, что любое участие в таких убийствах будет означать смертный приговор человеку, стоящему на таком уровне власти, как Кан Чжу.

Она шепчет эти слова в бамбуковую штору, в окно, которое она закрывает. Дрожь, трепет, удары матово-серого дерева ловят её дыхание… тающее сразу за пределами её губ.

— Он уже заработал себе смертный приговор.

Она идёт к дверям, папка до сих пор стиснута на груди. Пиао идёт ей наперерез, рукой перегораживая коридор, другая рука придерживает полотенце на талии. Его жена, хоть теперь от неё и пахнет богатым функционером.

— Дай мне папку. Я не буду впутывать министра в расследование. Не ради того, чтобы спасти задницу Кан Чжу, но чтобы подарить покой жертвам и их семьям.

Призрак улыбки пробегает по уголкам бутона её губ.

— И не ради того, чтобы спасти собственную жизнь, а, Сунь?

— Не знаю, может быть, конечно. Может быть, увидев тебя, я понял, насколько уже умер. И мне это совсем не по нраву.

Она разжимает руки, он вынимает папку. Она идёт к двери, открывает её. Рука её ложится к нему в ладонь, там чувствуется металл.

— Ключ от твоей двери. Мне он больше не нужен.

Он смотрит, как она скользит вниз по лестнице. Через улицу, к Красному Флагу, перед ней открывают дверь. Смотрит, как он уезжает прочь. Дождь стекает по чёрной пустыне его крыши. Ни разу она не оглядывается. И только когда лимузин исчезает из виду, Пиао распахивает окна, чтобы проветрить квартиру от её духов, запаха семидесятилетнего рта, прижатого к ней… теперь он понимает, что не желает ей счастливо доносить ребёнка. Он закрывает окна, дрожит от холода, который угнездился внутри него. Слёзы режут его лицо на части с мощностью сварочного аппарата. И с ними повторяются слова, как бесконечная река боли.

— Блядь, это должен был быть мой ребёнок… блядь, это должен был быть мой ребёнок.

Он сидит так ещё час, до сих пор обернувшись полотенцем. Опустошённый, будто из него вытащили штекер. Не в состоянии двинуться. Папка лежит на коленях. Ключ сжат в руке, вонзается в плоть, белую от успокоительной боли. Пока она была здесь, он сохранял спокойствие. Только теперь его смыла цунами эмоций. Наконец, он приходит в движение, быстро, решительно. Кидает папку на кровать, полотенце — на пол. Вода в душе холодна, как прощание. Он бреется, сдобрив щетину мылом. Трёт лицо, тело, с излишней силой. Смотрит, как пена бежит вниз по ногам, в облезлую дырку в ванне. И вместе с ней смывается… она. Его жена.

Он одевается, почти уже натянул форму, но вспоминает — реальность больно толкает его — что он по-прежнему отстранён от работы в Бюро. На завтрак у него четыре сигареты и Цинтао. Он читает папку, употребляя попутно ещё две бутылки. Сто четыре въезда и выезда в Китайскую Народную Республику за последние пять лет. Хейвен — занятой человек с предрасположенностью к самолётной еде и очередям к терминалам, это не считая золотых зажигалок. Палец старшего следователя ведёт по компьютерным данным. Иероглифы… время, даты. Матричные точки складываются в бессмысленную информацию… конструкции, возведённые на подозрительных чёрных очках. Его внимание скользит к верху страницы; отпечаток темнее, точки больше.

ЦЕНТРАЛЬНОЕ СЛЕДСТВЕННОЕ МИНИСТЕРСТВО

Это название он прежде встречал лишь один раз. К западу от Пекина, когда ехал к Ароматным Холмам во время недолгой командировки в Городское отделение БОБ в Бэйчицзы Дацзе. Старый коллега показал сигаретой на серое здание без опознавательных знаков, стоящее рядом со старым Летним Дворцом.

— Институт международных отношений…

С этими словами он сплюнул крошку табака, прилипшую к губе. Она попала на лобовое стекло изнутри. Пиао помнит, что никак не мог отвести от неё взгляд.

— …принадлежит Центральному следственному министерству. Засекреченному. Такому засекреченному, что большая часть китайцев даже не подозревает о его существовании. Они шпионят за другими странами. Засылают оперативников за границу под прикрытием дипломатов, журналистов, бизнесменов, атташе. Выполнять специальные задания.

Машина развернулась, здание совершило пируэт за плечом Пиао. Стоял летний день, солнце ело глаза, закрывая обзор раскалёнными добела жалюзи.

— …говорят, Центральное следственное министерство такое важное, что подчиняется напрямую Центральному Комитету Партии, а не правительству. И если они хотят, могут перевести тебя из любого Даньвэй.

Он сплёвывает ещё пару крошек табака, Пиао слышит только звук.

— …и сразу ясно, что на нас с тобой им плевать.

Пиао помнит, что кивнул в ответ… и стал ждать. Ждать звука очередного плевка коллеги.