Глаз Эрлика

— Всего лишь услуга за услугу, Аджиндар из Иранистана.

Двое воров мрачно усмехнулись друг другу. У их ног дергались и сучили ногами стражи, а розовая кафельная плитка делалась намного темнее. Левой рукой словоохотливый Аджиндар проверил разрез на штанине. Когда он извлек оттуда руку, пальцы у него были покрасневшими.

— А! Этот ублюдок царапнул-таки меня. Кусок белой туники одного из стражей остановит кровь… Конан, зачем ты сюда сегодня забрался? — Аджиндар по-прежнему улыбался.

— За одним амулетом, — поведал Конан своему новому другу, обрадованный тем, что нашел приятеля, да к тому же отличающегося силой и хорошим настроением. — А ты?

— Ах, боги, я боялся, что именно так ты и скажешь, — тихо произнес Аджиндар и нанес удар.

Конана спасло только то, что иранистанец поскользнулся в крови охранника. Окровавленный ильбарсийский нож метнулся чуть дальше, чем рассчитывал его владелец; и Конану удалось избежать его. Нацеленный в шею, удар не задел его — почти не задел. Вместо того чтобы врезаться в основание бычьей шеи, клинок унес с собой рваный кусок красновато-коричневого рукава туники и крошечный кусок кожи, оставив рану не глубже толщины ногтя.

Конан полностью развернулся, и поэтому, когда он снова оказался лицом к иранистанцу, их отделяло друг от друга три фута. Из левого плеча Конана сочилась кровь. Меч он держал низко, под углом вверх.

— Проклятие! — выругался Аджиндар, почти улыбаясь.

— Дружба столь же быстро рвется, как и возникает, друг, — прошипел низким гортанным голосом Конан. — Почему так?

— Ты должен знать. Я здесь по тому же делу. Меня нанял мой собственный царь. А тебя?

— Я сам.

— Так ты просто вор?

Конан кивнул. Добродушно-веселая манера и вероломство этого человека ранили его куда сильнее, чем царапина меча; Конан испытал горькое разочарование.

— Тогда присоединяйся ко мне, друг Конан. Мой царь будет благодарен моему другу, который поможет мне доставить ему… амулет.

Конан обдумывал предложение всего несколько секунд.

— После только что проявленного тобой вероломства? Я же буду бояться уснуть или повернуться к тебе спиной, друг.

Аджиндар вздохнул:

— И, судя по тому, что я видел только что и прошлой ночью, подозреваю, что ты не готов сказать: «Извини, Аджи… забирай Глаз Эрлика, а я пойду домой с пустыми руками». Я прав?

— Ты прав, друг.

— А ты злишься. Это, конечно, от молодости. Но послушай, тут же полно драгоценностей. Все твои. Мне нужен только амулет.

— Так же, как и мне.

— Проклятие! И, судя по твоей силе, я подозреваю, что свою наилучшую возможность справиться с тобой я уже использовал…

— Снова верно, бывший друг, — согласился с ним киммериец. — А теперь мы наделали много шума, и его наверняка кто-то да услышал. Я посторонюсь и дам тебе добраться до ближайшего окна, так как у меня нет никакого желания убивать тебя.

Иранистанец, выглядевший по-прежнему опечаленным, замотал головой:

— До ближайшего окна… и убираться домой с пустыми руками, да?

— Верно, друг. С пустыми руками… но живым.

Аджиндар тяжело вздохнул. Не отрывая глаз от киммерийца, он опустился на корточки и вооружился, отыскав на ощупь левой рукой кинжал, которым его владелец больше не пользовался.

— Боюсь, что этого я сделать не могу, друг Конан. Видишь ли, я выполняю поручение своего царя. И за мной следят. Преданность, страх перед наказанием и так далее… Это правда, что вы, киммерийцы, варвары?

— Так нас называют.

— Проклятие! И к тому же здоровенный. Ну… — Аджиндар отвернулся, опуская плечи, и… крутанулся, атакуя, выставив длинный нож и вскинув его, чтобы поймать бойца, бывшего, как он знал, достаточно проворным, чтобы пригнуться.

Конана никто не смог бы дважды захватить врасплох, как какого-нибудь глупого аренджунского стражника, получившего весь свой опыт исключительно на учебном плацу. Его и так смущало, что он чуть не погиб из-за первой хитрости Аджиндара. И на этот раз он отбил длинный нож другого вора собственным мечом. Увернулся от кинжала и ввинтился вперед так, что запястье Аджиндара ударилось о его же портупею. После чего киммериец с силой пнул иранистанца по левой ноге.

Какой-то миг Аджиндар пытался сохранить равновесие. Но поскольку его размахивавшим рукам было не за что ухватиться, кроме воздуха, он рухнул — тяжело — и ударился левым локтем о стену коридора. Кинжал выпал из его руки в нервном спазме, словно выброшенный пружиной. Сидя на полу, привалившись спиной к стене возле самой двери с нелепо низким замком, он поднял голову и остекленелым взглядом уставился на киммерийца.

Конан не ответил. Он все еще не хотел убивать этого человека. Чтобы стать тем человеком — акулой, — которым он в конце концов сделается, ему еще предстояло пройти долгий путь.

— Проклятие, — сказал Аджиндар, без злости глядя на него. — Ты проворен и хорош, великан. Тот кинжал принес мне не больше пользы, чем своему первоначальному владельцу. Предлагаю тебе не брать его как добычу. Эта штука проклята. — Он тяжело вздохнул. — Ладно.