Глаз Эвы

– Она захотела домой сразу же, как проснулась сегодня утром, и мама подружки не стала звонить ей домой и сообщать, потому что сама еще не вставала. Но она слышала, что девочки встали, слышала, как около восьми часов хлопнула дверь. Девочка пошла одна, идти было недалеко, больше она ничего не знает. А в десять часов позвонила мать Рагнхильд и попросила ее отправить дочку домой. Потому что они собирались в магазин. Но девочка как сквозь землю провалилась.

– А где они живут?

– В Люндебю, на Фагерлюндосен. Новый жилой массив. Недавно переехали.

Сейер побарабанил по письменному столу, на котором была разложена карта мира. Его ладонь закрывала весь южноамериканский континент.

– Придется ехать туда вместе.

– Мы уже послали патрульную машину.

– Но сначала я поговорю с Магнус. Позвони и скажи родителям, что мы приедем, но не уточняй, когда.

– Матери позвоню. Отец в отъезде, его найти пока не удалось. – Карлсен встал и отодвинул стул.

– Кстати, удалось найти колготки для жены? Карлсен ошарашенно взглянул на сослуживца.

– «Pantyliners», – пояснил Сейер.

– Нет, Конрад. Колготки мне найти не удалось. «Pantyliners»‑это такие штуки, которые женщины используют в критические дни. Прокладки.

Он ушел, а Сейер принялся кусать ноготь, чувствуя, как в нем поднимается нервозность, она шла откуда‑то из области живота.

Ему всегда становилось не по себе, когда шестилетние девочки не приходили домой вовремя. Хотя он и знал, что тут возможно много вариантов, от разведенных родителей, которые хотели продемонстрировать свои права на ребенка, до бездомных щенков, которых детям непременно хотелось притащить домой. Дети чуть постарше могли увести малышей с собой гулять, не предупредив взрослых. Иногда в таких случаях детей находили спящими, сосущими во сне большой палец, в каких‑нибудь кустах, такое не часто происходило с шестилетними, но с двух‑трехлетними случалось. Может, ребенок заблудился и уже несколько часов бродит вокруг, не может найти дорогу. Некоторые сразу же принимались кричать, и тогда их находили быстро. Другие же бродили, онемев от страха, и не привлекали к себе внимания. В восемь утра, во всяком случае, на дорогах нет интенсивного движения, подумал он и успокоился.

Он застегнул верхнюю пуговицу рубашки и встал. Взял и куртку, как будто одежда могла защитить его от того, что произойдет. И пошел по коридору. В утреннем свете коридор казался зеленоватым и напомнил ему о старом бассейне, в который он часто ходил мальчишкой.

Камеры предварительного заключения находились на шестом этаже. Он сел в лифт; он всегда чувствовал себя немного по‑идиотски, когда маленькая коробочка везла его вниз или вверх. И потом, это было очень быстро. Все в жизни должно занимать какое‑то время. Ему показалось, что он приехал слишком быстро – он уже стоял у двери в камеру. Секунду он пытался побороть в себе желание заглянуть сначала внутрь, но не смог. В окошко он увидел, что Эва сидит на нарах, замотавшись в плед. Она смотрела в окно, через которое был виден небольшой кусочек серого неба. Услышав, как кто‑то отпирает дверь, она вздрогнула.

– Я не выдержу этого ожидания! – сказала она.

Он кивнул, показывая, что понимает ее.

– Я жду папу. Они должны были его привезти. Звонил адвокат, его должны привезти на такси. Я не понимаю, почему его так долго нет, – туда ехать всего полчаса.

Сейер продолжал стоять. Сесть было некуда. Если сесть на нары рядом с ней, это выйдет как‑то слишком интимно.

– Вам надо учиться ждать, в будущем вам придется много ждать.

– Як этому не привыкла. Я привыкла все время что‑то делать, привыкла к тому, что в сутках слишком мало времени; Эмма вечно меня теребила, ей постоянно что‑то было надо. А здесь так тихо, – сказала она с отчаянием в голосе.

– Хотите хороший совет? Попытайтесь спать ночью. Попытайтесь впихнуть в себя еду. Потому что без этого будет плохо.

– А зачем вы пришли? – Она подозрительно посмотрела на него.

– Хочу сообщить вам то, что вам следует знать.

Он сделал несколько шагов по камере и начал:

– Для вашего дела и для суда это, возможно, не имеет большого значения. Но в другом смысле это может быть довольно неприятно.

– Ничего не понимаю…

– Мы тут за это время получили кое‑какие бумаги из отдела судмедэкспертизы.

– И что же?

– И на Майю Дурбан, и на Эгиля Эйнарссона. Дело в том, что эксперты провели ряд исследований. И они пришли к выводу, который вам вряд ли понравится.

– Ну скажите же мне, наконец!

– Майя Дурбан была задушена – убийца положил ей на лицо подушку.

– Ну да, я же говорила. Я сидела там и смотрела.

– Но сначала они совокуплялись. И этот факт дает нам кое‑какие физические возможности для идентификации преступника. И дело в том, – тут он вздохнул, – что этот убийца и Эйнарссон – разные люди.

Эва сидела, не в силах отвести от него взгляда. На лице ее не отразилось ничего. Потом она улыбнулась.

– Это значит, Эва, – продолжал он, – что вы убили не того.

Она решительно покачала головой и развела руками, она все еще улыбалась, но улыбка словно застыла на ее лице.