Глаз Эвы

– У меня в квартире есть кое‑какие картины, – произнесла Майя с улыбкой, – интересно, что ты о них скажешь.

– Ну… Насколько я тебя знаю, они красивые, красочные, с птичками, бабочками и все в таком роде.

– Твоя правда. И что, я должна их стыдиться, по‑твоему?

– Не исключено, особенно, если много за них отдала.

– Так оно и было.

Эва тихонько засмеялась.

– Всегда думала, что художники рисуют кистью, – сказала вдруг Майя. – А ты никогда не используешь кисти?

Никогда. При моей технике все начинает проявляться, когда я работаю скребком. Весь свет и вся тьма. Мне надо только найти их, вывести на свет Божий. Это страшно интересно – я никогда не знаю, что найду. Я пробовала писать кистью, но у меня ничего не вышло, кисть была как искусственное продолжение руки, я словно бы не могла приблизиться к холсту. У всех художников своя техника, я придумала свою. И мои картины не похожи ни на чьи. И я должна продолжать работать так же. Рано или поздно мне повезет. Я непременно встречу галерейщика, который будет думать так же, как и я, и даст мне шанс. И сделает так, чтобы я могла организовать персональную выставку. Мне нужно‑то всего пару положительных отзывов в газетах, может быть, интервью, и тогда все будет в порядке. Дальше все пойдет само собой. Я в этом просто уверена, и я не собираюсь сдаваться. Не дождутся!

Она говорила и чувствовала себя еще более упрямой. Ощущать это было приятно.

– А ты не можешь пойти работать? Я хочу сказать, найти себе какую‑нибудь нормальную работу? Чтобы иметь постоянный заработок. Ты могла бы писать свои картины по вечерам, например.

– Две работы? И еще Эмма? Майя, я ведь не лошадь.

– Ну и что? Я ведь работаю на двух работах. Надо же что‑то в налоговой декларации писать.

– А что ты делаешь?

– Работаю в Кризисном центре.

Эва не могла не рассмеяться, настолько парадоксальной была ситуация.

– Не вижу в этом ничего смешного. Одно не мешает другому. Я работник хороший, – заявила Майя решительно.

– Не сомневаюсь. Но наверняка не сомневаюсь, что твои коллеги понятия не имеют, чем ты занимаешься помимо работы в Центре.

– Конечно же, нет. Но на самом деле я гораздо больше подхожу для этого Кризисного центра, чем остальные женщины, которые там работают. Потому что лучше знаю мужчин и то, что заставляет их поступать так, а не иначе.

Подруги продолжали пить кофе, не обращая внимания на то, что происходило вокруг; кто‑то приходил, кто‑то уходил, официанты убирали со столиков, потом на них ставили новые чашки и тарелки; движение на улице было оживленным. Стоило им встретиться, как они тут же забывали обо всем – так было всегда.

– Помнишь, как мы высыпали картофельную муку на памятник китобоям, когда хотели сделать медуз? – смеясь, спросила Эва.

– А ты помнишь, как мы брызгали спреем в ульи Странде? – спросила Майя. – И тебя искусали пчелы?

– Еще бы, – улыбнулась Эва. – И ты везла меня домой в тачке и ругалась, а я ревела, как корова. Да уж, это была настоящая жизнь. Помню, температура у меня была сорок один градус. Папа тогда решил, что нам не стоит больше дружить. Я, кстати, до сих пор не понимаю, как тебе удалось дотащить меня до дома. Я даже с мальчишками не могла сама знакомиться.

– Да, ты с благодарностью принимала тех, кого удавалось найти мне. Хотя, по правде говоря, никто из них гроша ломаного не стоил.

– Естественно. Ты выбирала себе самого симпатичного, а мне доставался его приятель. Если бы не ты, я наверняка до сих пор оставалась бы девственницей.

Майя, прищурившись, взглянула на подругу.

– На самом деле ты довольно интересная, Эва. Может, тебе следовало бы стать натурщицей у какого‑нибудь художника, а не писать самой?

– Ха! Ты просто не знаешь, какие гроши они зарабатывают!

– Во всяком случае, это был бы постоянный источник дохода. Я к тому, что у тебя не было бы проблем с клиентами, если бы ты дала себя соблазнить и стала работать со мной на пару. Я таких длинных ног вообще никогда не видела. Интересно, тебе всегда удается покупать брюки нужной длины?

– Я только юбки ношу.

Внезапно Эву охватил истерический смех.

– Ты что?

– А помнишь фру Сколленборг?

– Давай не будем!

Они помолчали.

– А почему ты решила открыть гостиницу именно в Нормандии?

– Ну, о том, чтобы затевать что‑то в этом мещанском царстве, и речи быть не может.

– Значит, мы опять потеряем друг друга. А я только‑только тебя нашла.

– Знаешь, поехали со мной, а? Франция – это самое подходящее место для такой художницы, как ты, разве нет?

– Ты же знаешь, что я не могу.

– Да нет, не знаю.

– У меня Эмма. Ей только шесть лет, скоро семь. Ходит в детский сад.

– Ты что, думаешь, ребенок не может вырасти во Франции?

– Может, конечно, но у нее ведь еще отец…

– Но разве она не с тобой живет?

– Со мной, – ответила Эва со вздохом.