Глаз Эвы

Хлебница, внезапно вспомнила она, она стоит на разделочном столе. Или же супница на самом верху углового шкафчика. Может быть, в настенных часах? А вот еще старый рюкзак, который висит на гвозде на стенке – наверняка они здесь, решила она и вытряхнула содержимое рюкзака. Пусто. Эва посветила фонариком на циферблат своих часов, был уже почти час. Потом она пошла в спальни, стала приподнимать постельное белье и матрацы, быстро просмотрела ящики комодов и двух узких шкафчиков, в которых висели ветровки и пуховики. Старая бочка для солений была набита шарфами и шерстяными вязаными носками. Снова на кухню; она принялась открывать одну за другой маленькие фарфоровые баночки, в которых было то, что и предписывали надписи на них: соль, мука, крупа и кофе. Снова в коридор, она запуталась в небольшой шторке, закрывающей скамейку, заглянула под скамью, но не обнаружила там ничего кроме таза, щетки и липкой бутылки средства для мытья посуды. Оставались еще пристройки. Мастерская, кладовка с инструментами и сортир. Дверь угрожающе заскрипела, когда она открыла ее, в помещении не было окон. Пол слегка пружинил под ее ногами. Эва слышала, как скрипит в тишине ее прорезиненная куртка. У стены стоял огромный верстак во всю длину комнаты. На стене щит – с инструментами, контуры каждого предметы обведены карандашом, чтобы не забыть повесить на место, если взял. Еще один чурбан для колки дров. Старая садовая мебель, объеденный мышами поролоновый матрац, лыжи и палки. Лопата для уборки снега. Эва даже не знала, с чего начать. А может, сначала открыть дверь в сортир и посветить вниз? Она вышла в коридор и открыла дверь в туалет. Туалет был крохотный, но рассчитанный на два «посадочных места», дно было далеко внизу. Оба «очка» закрывали крышки из плотного пластика, запаха почти не было, очевидно, туалетом давно не пользовались, к тому же было холодно. На стенке висела фотография кронпринца Хокона в синем джемпере с p‑образным воротом. Зубы его ослепительно белели в темноте. Интересно, он знает, что его портретами украшают туалеты? На полу лежал кусок половика. Эва подняла одну крышку и заглянула внутрь. Попыталась задержать дыхание, освещая фонариком яму: а вдруг деньги примотаны скотчем? Она ничего не увидела. Отодвинула вторую крышку, посветила и туда; в темной массе на дне различить что‑либо было невозможно, ей удалось разглядеть лишь обрывки белой бумаги. Ей представилось, что два миллиона лежат на дне этой каши, например, в металлической шкатулке. Это было бы не слабо. Она снова выпрямилась и выдохнула. Наверное, ей стоит для верности потыкать туда лыжной палкой или чем‑то в этом роде, она же видела несколько пар палок у верстака. Некоторые палки были совсем старые, с обтрепанными кольцами, другие – современные, из стекловолокна, с маленькими пластмассовыми кружками внизу. Внезапно она решила, что она просто дура, деньги, конечно же, не могут быть спрятаны в дерьме, всему же должны быть пределы. Секунду она стояла, не зная, что предпринять. Под верстаком стояли старое, заляпанное краской пластиковое ведро, пара бутылок уайт‑спирита и ведерко с краской. Оно было довольно большое, наверное, на десять литров. Она подошла к верстаку, опустилась на корточки и прочитала: темно‑коричневый. Потрясла ведерко, услышала, что на дне его что‑то болтается. Засунула ногти под крышку и потянула ее на себя, но крышка не хотела поддаваться. Нашла на щите отвертку, засунула ее под край крышки и попыталась поднять. Ведро было заполнено плоскими пачками. Они были завернуты в алюминиевую фольгу и напоминали упакованные в дорогу бутерброды. Хватая ртом воздух, она прижала фонарь к груди подбородком, выудила одну упаковку и начала срывать с нее фольгу. Пачка купюр. Она нашла их.