Глаз Эвы

Деньги надежно спрятаны в отцовском подвале. Она запихнула ведро в угол, так что оно выглядит там так же, как и в сарае на даче – как совершенно бесполезный хлам. Отец туда не ходит, ему никогда не осилить лестницу в подвал. Туда вообще никто не ходит, разве что домработницу туда занесет, но это вряд ли. Помощницы по хозяйству не убирают на чердаках и в подвалах, это записано в правилах. Здание автовокзала было самым отвратительным из всех, что Эве доводилось видеть: серый длинный ящик из бетона с окнами без стекол. Она оставила машину за зданием, ближе к железной дороге, и встала, прислонившись спиной к киоску, и смотрела вверх, на мост, потому что знала: он появится именно оттуда. Он перестроится вправо, потом на секунду исчезнет за зданием банка, а потом выедет прямо к киоску «Нарвесен». Выходить, чтобы поздороваться, он не станет, не такой он человек, останется сидеть в машине, будет смотреть через стекло, прищурившись, может, небрежно кивнет, это будет означать, что она может подойти. Ей придется сесть рядом с ним, между ними будет только переключатель скоростей. В машине всегда мало места, подумалось ей, так тесно, что она будет чувствовать его запах, а говорить он будет ей прямо в левое ухо. Противный, неприветливый голос. Она нервно закашлялась, пытаясь придумать, с чего начать разговор. Может сказать что‑нибудь такое, от чего у него кровь в жилах застынет? Не стоит, решила она и стала смотреть на машины, которые нескончаемым потоком ехали по мосту. Всем хотелось сейчас вырваться из этого насквозь продуваемого ветром города. У всех была какая‑то цель, никто не слонялся без дела. У гаражей уютно урчали автобусы, люди входили в свет и тепло. Есть что‑то особенно приятное в красных автобусах. За рулем – надежный шофер, лениво кивающий всякий раз, когда ему в ладонь кладут монетки, и лица за стеклами, по‑осеннему бледные, смотрят, но не видят. В автобусе человек оказывается словно бы на ничейной полосе; предоставленный своим собственным мыслям, пассажир сидит в автобусе и просто нежится в тепле. Внезапно ей безумно захотелось оказаться за одним из этих окон, проехаться в автобусе по городу и посмотреть, как каждый выходит у своей двери, находит свою надежную норку. А она стоит здесь и мерзнет, пытаясь растереть особенно закоченевшие места замерзшими руками в слишком тонких перчатках, и ждет убийцу. Когда он внезапно выехал из‑за угла, Эва выдохнула весь воздух, что был у нее в легких. С этого момента они наполнялись и выпускали воздух в совершенно особом ритме, ничто не могло повлиять на это; они работали как искусственное легкое. Она должна оставаться сосредоточенной, не расслабляться. Проболтаться нельзя, надо продвигаться вперед маленькими, осторожными шажками.

Он сбросил скорость, поставил машину на ручник и облокотился на открытое окно. Выражение лица у него было глуповатое и немного скептическое. Она открыла дверцу и села в машину. Он обхватил рукой переключатель скоростей, словно это была игрушка, которой он не хотел ни с кем делиться, как бы предупреждая ее. И коротко кивнул ей. Она схватила ремень.

– Поезжайте, а я потом.

Он ничего не ответил, но завел машину и выехал с территории вокзала, проехал все размеченные для автобусов места. Она чувствовала, что он чего‑то ждет, как будто разговор должна начать она, потому что инициатива принадлежала ей, ведь это же ей была нужна машина.

«Черт побери, мне совсем не страшно», – подумала Эва.

– И не боитесь сажать на дороге незнакомых людей? – спросила она сладким голосом.

Было 5 октября, 21.40, и репутация Эвы была чистой, как снег.

***

Одна рука его лениво лежала на руле; он не выпускал рычаг передач, короткий спортивный рычаг передач, он держал его правой рукой. Она сидела и смотрела на его руки. Короткие руки, широкие ладони с толстыми пальцами. Гладкие, без волос; левая рука, лежавшая на руле, была расслабленной, на пальцах правой, сжимавшей рычаг, ногти побелели. Руки были похожи на иллюстрации в книжках у Эммы‑слепые и бесцветные подводные животные. Ляжки короткие и круглые, швы на джинсах чуть не лопались, кожаная куртка расстегнута, живот просто вываливался из нее. Можно было подумать, что он месяце на седьмом.

– Значит, хотите «Манту» прикупить? – спросил он, двигаясь на сиденье взад‑вперед.

– Да. Знаете, я немного сентиментальна, – призналась она. – У меня когда‑то была такая машина, но пришлось ее продать. И я до сих пор ее помню.

Удивительно, подумала она, я сижу рядом с ним и разговариваю, как ни в чем не бывало.

– А на чем сейчас ездите?

– На старой «Асконе», – призналась она и улыбнулась. – Ни в какое сравнение не идет.

– Да уж, еще бы!

Они находились на середине моста, и он включил левый поворот, чтобы выехать на главную улицу.

– Езжайте к Фоссену, – предложила она. – Там есть такие местечки, где можно хорошенько разогнаться.

– Вот как? Хотите, чтобы я прибавил газу?