Глаз Эвы

— Помните, я говорил, что масло подтекает? Мне кажется, это здесь. Тут надо просто прокладку поменять, и все дела. Тридцать крон стоит, не больше. У меня наверняка дома где-то такая валяется.

Эва не отвечала. Она все смотрела и смотрела на его задницу, белую кожу и пряди светлых волос. На затылке волосы начали редеть. Она забыла, что надо отвечать. Вокруг было тихо, она слышала шум реки, ровный и успокаивающий. Бедняга шофер, думала она, наверняка все еще сидит в комнате для допросов. Ему уже надоел растворимый кофе, мучается из-за того, что у него нет алиби. Алиби у человека есть не всегда, а иногда бывает и такое, на которое лучше не ссылаться. Может, у него есть подружка, и если он ее втянет в это дело, то его брак рухнет, если он уже не рухнул из-за его ареста. И у соседей теперь сложится о нем совершенно определенное мнение, и внукам его надо будет придумать, что говорить соплякам в школе, когда пойдут слухи о том, что их дедушка, возможно, и есть тот, кто пришил шлюху на Торденшоллсгате. Не исключено, что у него слабое сердце, может, с ним инфаркт случился, и он умер прямо во время допроса! Или же у него вообще нет никакой подружки на стороне, он просто мечтал о ней, просто ездил по городу, чтобы побыть одному, ненадолго выбраться из дома. Останавливался у ларька, покупал себе сосиску, перекусывал или же просто гулял вдоль реки и дышал свежим воздухом. И ведь никто в это не поверит, потому что взрослые мужики, дедушки, не катаются по вечерам в машине без всякой цели, независимо от того, совершают ли они преступления на сексуальной почве или же у них есть любовница. Насчет ларька с сосисками — придумайте что-нибудь получше. Итак, в последний раз спрашиваем: «Когда вы были у Майи Дурбан?»

— Вот, смотрите. Фонарик.

Он снова выпрямился. И впихнул фонарь ей в руку. Она стояла и светила в траву.

— Или я могу посветить, а вы посмотрите.

— Нет, — выдавила она с трудом. — Не стоит. Все выглядит прекрасно. Я вам доверяю. Когда машину покупаешь, многое зависит от доверия.

— Мне кажется, будет лучше, если вы все-таки посмотрите. Все в идеальном состоянии, не все так много возятся с машиной, как я. И до меня у нее был только один владелец. И кроме меня на ней больше никто не ездил, у жены прав нет. Так что ваше предложение действительно должно быть хорошим, вот что я вам скажу. Мне хочется, чтобы вы все посмотрели, мне не хочется, чтобы вы потом ко мне притащились и стали бы плакаться.

— Ну, я же не совсем идиотка, — сказала она устало. — Что касается именно этой машины, то мне кажется, вам можно доверять.

— Можете биться об заклад. Но у женщин сегодня одно, завтра другое. Случается, что у них какие-то свои задние мысли, скажем так.

«Это он про нож», — подумала она.

Он втянул сопли носом и продолжал:

— Я должен быть уверен в том, что с вами можно иметь дело!

Она дрожала. Подняла фонарь и направила луч ему в лицо.

— Можно. Я заплачу, и я получу то, что мне нужно. Вам не кажется странным, что все можно купить за деньги?

— Вы мне еще ничего не предложили.

— Предложу после проверки в Союзе автомобилистов.

— Мне показалось, вы сказали, что доверяете мне?

— Только в том, что касается автомобиля.

Он фыркнул.

— Какого черта! Что вы имеете в виду?

— Сами догадайтесь.

Река поднималась, изгибалась дугой, бурлила, а потом падала снова.

Он недоверчиво покачал головой и еще раз исчез под капотом.

— Чертовы бабские штучки, — пробормотал он. — Приехать сюда, вытащить ни в чем не повинного парня из теплого гаража в эту проклятую погоду, и только для того, чтобы языком молоть!

— Ни в чем не повинного?

Эва почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног. Она как бы увяла, ощутила вдруг невероятную усталость, ей даже пришлось опереться на машину. Она стояла слева, как раз у той штанги, которая поддерживала крышку капота.

— Я только имел в виду, — пробормотал он из глубины мотора, — что машина была нужна вам. И я приехал, как мы и договорились. И не понимаю, что это вас так разозлило, черт возьми!

— Разозлило? — ухватилась она за слово. — Вы называете это — разозлиться? Я видела вещи и похуже, когда люди совсем срывались с катушек из-за какой-то ерунды!

Он обернулся и подозрительно посмотрел на нее.

— Господи! Вы что, шизофреничка?

И снова исчез под крышкой капота.

Эва тяжело дышала и чувствовала, как ее охватывает невероятная ярость, она испытала даже облегчение от этого, ярость росла и росла, она была раскаленной, как поток лавы, она шла откуда-то из области живота, потом поднималась к груди, достигала рук, и она яростно замахала руками в темноте, почувствовала, что рука ударилась обо что-то, и услышала скребущий звук. Штанга, которая удерживала крышку капота, отцепилась. Тяжелая металлическая крышка со стуком упала. Его зад и ноги свисали на землю, остального видно не было.