Глаз Пернатого Змея

Чтобы придать другое направление его мыслям, Лола послала ему через стол самую зазывную улыбку. Артур понял.

Бодрым козликом обежав стол, он приблизился к Лоле и протянул руки.

— Я люблю вас, Ольга! — запел он фальшивым голосом. — Я люблю вас, как безумная душа поэ-эта… чего-то там осуждена-а!

Как видно, ему не давала покоя не только слава чтеца-декламатора, но еще и слава оперного певца Ивана Козловского. Лола пыталась отойти, но уперлась в стену. Артур схватил ее за плечи и притянул к себе. Лола поняла, что он настроен очень серьезно.

— Артур Семеныч… — лепетала она, — Артур Семеныч… да погодите вы…

— Да что такое… — пыхтел он, пихнув ее на стол, — сейчас…

— Да Артур Семеныч же! — заорала Лола и двинула его ногой. — Вы что, рехнулись совсем?

От боли Артур пришел в себя, во всяком случае, было видно, что Лолины прелести его больше не притягивают. Вместо примитивного мужского интереса в его душе закипела злость.

— Ты… — тяжело дышал он, — да ты как смеешь… да я тебя! Да ты что о себе возомнила?

Он больно дернул ее за руку, тогда другой рукой Лола дала ему пощечину. Да такую сильную, что у него на щеке отпечатался номер телефона, который она записала у себя на ладони. Нечетко, но если приглядеться, то цифры разобрать можно.

— Ой! — Лола сама не ожидала такого эффекта и забеспокоилась, вдруг номер с руки пропал. Но нет, все было в порядке.

— Пошла вон! — заорал Артур. — Ты здесь больше не работаешь! Чтобы я тебя не видел!

— Не больно-то и хотелось, — ответила Лола, — ноги моей в этой пивной больше не будет!

В коридоре она столкнулась с Татьяной, которая прибежала, услышав скандал.

— Ну, ты чего? — заныла она. — Я же предупреждала, что он козел, ни одной бабы не пропустит…

— Но не в первый же день и не на столе в кабинете! — возмутилась Лола. — Это уж совсем!

— На столе? — удивилась Татьяна. — Это что-то новенькое… раньше он себе такого не позволял…

— Счастливо оставаться! — бросила ей Лола и закрыла за собой дверь ресторана.

С тех пор как вчера вечером Георгий Бакланов вошел в квартиру своей старинной подруги Альбины, он не произнес ни слова. Молча прошел в комнату, одним мановением руки отказался от ужина, чая, водки, душа, горячей ванны и даже постельного белья. Как лег на диван одетым, так и пролежал всю ночь, глядя в потолок.

Альбина не доставала его пустыми разговорами, не суетилась вокруг, не бегала по комнате, бесцельно перекладывая вещи, не заглядывала каждую минуту, не спрашивала участливым голосом, не душно ли ему или, наоборот, не дует ли с балкона, не принести ли одеяло или вторую подушку. Она вошла в комнату всего один раз, чтобы потушить свет. Георгий даже не повернулся в ее сторону.

Квартира у Альбины была двухкомнатная, так что они не мешали друг другу.

Ночью Георгий и не пытался заснуть. Он смотрел, как по потолку пробегают светлые полосы от проезжающих редких машин, и не думал ни о чем. Кажется, под утро он все-таки забылся тяжелым сном. И проснулся от легкого скрипа двери.

Вошла Альбина, поставила перед ним на столик чашку чая и вазочку с шоколадными конфетами. Так она поступала всегда, когда ему было плохо, она знала, что это — самое действенное средство для того, чтобы привести его в норму.

Чай был очень горячий и крепкий. Георгий выпил его почти залпом, после чего в голове немного прояснилось. Он подвигался на диване, чтобы размять затекшие мышцы, и снова затих надолго.

Альбина тихонько двигалась по квартире. Вот деликатно звякнула чашка, чмокнула дверца холодильника, зашумела вода в ванной. Что-то упало и покатилось в прихожей, прозвенела мелодия мобильника, Альбина поговорила шепотом, как будто в доме тяжелобольной.

Георгий смотрел перед собой пустым, невидящим взглядом. Он вспоминал свою недолгую семейную жизнь и пытался понять, что его больше мучает — то, что он потерял жену, или то, что, собственно, не успел ее как следует узнать. Собственно, он прожил полтора года рядом с незнакомкой. Может быть, ему было бы сейчас легче, если бы он знал о ее детстве, о ее юности, если бы у них были общие воспоминания, к примеру, как с Альбиной…

Альбина словно почувствовала его мысль. Она вошла в комнату, взяла пустую чашку и спросила:

— Хочешь еще чаю? Или будешь завтракать?

Он вспомнил, как Альбина отпаивала его чаем много лет назад, когда умер его отец, — и вдруг заговорил, пытаясь выразить в словах то, что его мучило.

— Ты понимаешь, она меня не пускала в свою душу. Между нами всегда была какая-то дистанция. Я знал, конечно, что-то о ее прошлом — к примеру, что она рано потеряла родителей, что они погибли при крушении вертолета, но Лена никогда не говорила, какими они были людьми, как она перенесла их смерть… я могу только догадываться, что чувствовала пятнадцатилетняя девочка, потеряв единственных близких людей… мало того, оставшись совершенно одна так далеко от дома, от привычной обстановки, на Дальнем Востоке…