Глаз сокола

Гилас поведал о своей схватке с Воронами на огненной Горе Талакреи. К концу рассказа мальчика била дрожь, но Акастос лишь невозмутимо взял стакан, попробовал вино и вытер губы тыльной стороной руки.

– Ты как будто не удивлен, – заметил Гилас.

– Чему тут удивляться? Я уже несколько месяцев как догадался. Вороны сейчас на вершине могущества. Захватили шахты в Лаврионе, и оружия у них теперь завались: сколько нужно, столько и выкуют. – Акастос помолчал. – А теперь, может быть, объяснишь, как тебя на Кефтиу занесло?

Помешивая кашу, Гилас рассказал о своих странствиях. Акастос слушал с непроницаемым лицом, но много спрашивал про Перифаса.

– Когда мы добрались до Кефтиу, остальные уплыли, а я остался. – Тут Гилас осекся, вспомнив кишащий духами берег и детей-призраков. – Со мной что-то неладно, – вдруг выпалил он. – Я привидений вижу.

Акастос поставил стакан и поглядел на него.

– Это просто ужас какой-то! – жаловался Гилас. – Никогда не знаешь, когда они в следующий раз явятся, а перед этим голова болит. – Гилас коснулся шрама у себя на виске. – Почему я их вижу? Раньше такого не было!

Гилас с мольбой взглянул на Акастоса – самого мудрого человека из всех, кого он знал.

Но бродяга только заметил:

– Ты так и не сказал, что тебе здесь надо.

Гилас слегка опешил:

– Я Пирру ищу.

– Кого? А-а, вспомнил твою девчонку.

Гилас залился краской.

– Вовсе она не моя! Мы просто дружим.

Акастос фыркнул:

– Сколько тебе лет? Поди, скоро четырнадцать? Так я и поверил!

Гилас покраснел еще гуще.

– Хочешь – верь, хочешь – нет, – сердито бросил он. – Пирра в каком-то Така Зими. Это место высоко на Горе Дикти, но я не знаю где.

– Хватит мешать, каша готова, – перебил Акастос.

Вино оказалось крепким, а каша такой вкусной, что Гилас позабыл все свои обиды и съел две миски, да еще соскоблил остатки со стенок котелка. Наслаждаясь благодатным теплом и приятным головокружением, Гилас наконец набрался смелости и спросил:

– А ты?

– Что – я? – не глядя на мальчика, бросил Акастос.

– Что ты здесь делаешь?

Акастос задумался, решая, что сказать, а о чем умолчать.

– Ищу старых знакомых. Они ненавидят Воронов так же, как я.

Вороны… Перед мысленным взором Гиласа встали их черные доспехи из сыромятной кожи и суровые лица, обмазанные сажей.

Гилас спросил:

– Вороны здесь, на Кефтиу?

– Если нет, то скоро пожалуют.

– Зачем?

– Ну сам подумай, Блоха. Давненько Кефтиу не был в таком уязвимом положении, как после нынешнего бедствия. Вороны уж точно пожелают его захватить. Так уж у них принято.

В голосе Акастоса звучала горечь. Давным-давно Вороны вторглись на его родную землю. Он сражался бок о бок с законным Верховным Вождем. Может быть, они одержали бы победу, если бы жившие в Горах Чужаки к ним присоединились. Но Чужаки не стали воевать, и закончилось дело тем, что Верховного Вождя убили, Коронос захватил Микены, а Акастос потерял дом и землю и подался в бега.

Тут порыв ветра распахнул дверь, закинув в хижину снег. Акастос захлопнул дверь поплотнее, а Гилас подпер ее куском дерева. Когда мальчик снова сел, он трясся с головы до ног. Казалось, Вороны предупредили его: где бы ты ни был, мы тебя отыщем.

Всю зиму Гилас старался о них не думать, но сейчас перед ним как живой встал Коронос, главный Ворон. Глаза у него холодные, как у ящерицы. А вслед за Короносом – Теламон. Этот мальчик был его лучшим другом, но потом Теламон предал Гиласа и встал на сторону своего жестокого деда, Короноса. А вот его кровожадные дети: Фаракс, Алекто и Креон. Гилас вспомнил страшную ночь, когда Вороны напали на их стоянку, убили его собаку и разлучили его с Исси.

При одной мысли Гиласа замутило, и он схватился за предплечье, куда вонзился наконечник стрелы Воронов из черного обсидиана.

– Да, Блоха, – произнес Акастос, возвращая Гиласа из прошлого в настоящее. – И снова я повстречался с тобой по чистой случайности. Единственное, что я про тебя знаю, – может, ты тот самый Чужак, о котором говорила Оракул, а может, и нет. Пора тебе рассказать мне, кто ты на самом деле.

– Ч-что з-значит – «на самом деле»? – запинаясь, выговорил Гилас. – Ты знаешь, кто я такой, я…

– Откуда ты родом? Почему наши пути все время пересекаются? Кто твои родители?

– Понятия не имею, – ответил Гилас. – Честное слово. Отца я ни разу не встречал и ничего о нем не знаю.

Акастос окинул его долгим испытующим взглядом:

– А мать?

– Помню только, что у нее темные волосы и что она велела мне заботиться об Исси. Она оставила нас на Горе Ликас завернутыми в медвежью шкуру. Мы тогда были совсем маленькими.

Выражение лица Акастоса оставалось невозмутимым, но Гилас чувствовал, что его мысли несутся вперед бурным потоком.

– Значит, в медвежью шкуру… – повторил странник.

Гилас кивнул.

– Я уверен, она собиралась за нами вернуться, но ей что-то помешало. Она жива, я чувствую. И когда-нибудь она найдет нас.

– Но пока не нашла.

– Нет.

Акастос снова почесал бороду.

Гилас вглядывался в его обветренное лицо, и тут мальчика осенило. Его догадка оказалась такой невероятной и при этом такой заманчивой, что у Гиласа голова пошла кругом.