Глаз сокола

– Тогда зачем ты нарисовал на подошвах сапог воронов? Если не ошибаюсь, египтяне так делают, когда хотят проклясть врагов.

Усерреф опешил. Откуда этот человек знает египетские обычаи?

На вид он обыкновенный уроженец Акии: высокий, широкоплечий, с длинными темными волосами и косматой бородой. Похоже, у этого человека ни гроша за душой, но светло-серые глаза светятся живым, острым умом. Нет, перед Усеррефом не простой бродяга.

Египтянин настороженно глядел на незнакомца, а тот вытащил из мешка на плече бурдюк с вином и отрезал большим бронзовым ножом ломоть облепленного пеплом сыра.

– Так что Воронам от тебя нужно? – спросил акиец с полным ртом.

– Мою госпожу поразила болезнь, – ответил Усерреф, гадая, не лучше ли промолчать. – Я пошел за полынью. А когда вернулся, нашел только дымящиеся руины. А потом я видел командира Воронов с ее личной печатью на запястье… – Усерреф всхлипнул. – Госпожа погибла в огне, а значит, ее дух попал в Царство мертвых не полностью, и она никогда не сможет обрести вечную жизнь!

Тут дом закачался от мощного раската грома, и оба мужчины пригнулись.

– У кефтийцев свои боги, они и отвечают за их души, – возразил незнакомец.

Усеррефу хотелось бы в это верить. Но если одни только египтяне знают, как достичь вечной жизни, разве это не означает, что все варвары обречены на забвение? А впрочем, Усерреф знал наверняка лишь одно: его младшая сестренка умерла, и больше он ее никогда не увидит.

– Ты так и не ответил, почему за тобой гоняются Вороны, – произнес незнакомец.

– Да, ты прав, – вежливо ответил Усерреф.

Сунув руку в свой мешок, он нащупал сверток из змеиной кожи, внутри которого скрывался кинжал Короносов.

– Почему ты спас меня? – спросил Усерреф.

Акиец пожал плечами:

– Вороны – мои враги. Я видел, как они тебя выслеживали. Да и вообще… Ты далеко от дома, я тоже. Наверное, скучаешь по стране на берегу Великой Реки? – прибавил незнакомец по-египетски.

На глаза Усеррефа навернулись слезы. Он много лет не говорил на родном языке ни с кем, кроме Пирры.

Но тут его посетила тревожная мысль. Не может быть, чтобы ему на пути случайно встретился акиец в лохмотьях, говорящий на египетском. Что, если это бог в человеческом обличье?

– К-кто ты такой? – прозаикался Усерреф. – Что тебе нужно?

– Тебя я нарочно не разыскивал. Скажу только, что искал давних знакомых. Они ненавидят Воронов так же, как я. А ты куда путь держишь?

Усерреф запнулся в нерешительности. Он дал Пирре слово, что будет беречь кинжал, пока не найдет способ его уничтожить, а это должно сделать божество. Но кефтийские боги не станут слушать египтянина. Как же быть?

Если перед Усеррефом и впрямь бог, можно обратиться к нему. А если нет? Риск слишком велик.

– Не знаю, – наконец ответил египтянин. – А ты как думаешь, куда мне идти?

Предполагаемый бог отпил большой глоток вина.

– Возвращайся домой.

Усерреф опешил:

– Не могу.

– Почему? Твоя госпожа умерла. Что еще тебя держит на Кефтиу?

В сердце Усеррефа пробудилась надежда. Перед глазами замелькали картины: вот священное растение папирус покачивается на берегах Утеру, а вот его семья… Как же давно он их не видел! И конечно, в Египте Усерреф наверняка сумеет выполнить последнюю волю Пирры.

Незнакомец опять перешел на египетский:

– Что бы ты ни решил, друг, долгих тебе лет жизни и Солнца над головой. И пусть ты найдешь путь к горизонту и обретешь там вечный покой.

Усерреф низко поклонился. Выходит, перед ним действительно бог. Египтянин ответил на традиционное благословение:

– Пусть твое имя живет в вечности. Я сделаю так, как ты сказал.

36

Пряча лицо под мокрым плащом, чтобы скрыть шрам, Пирра торопливо шагала за Гиласом. Он пошел вперед, за Разбойницей. Два дня они повсюду искали Усеррефа, но тщетно. А буря все не утихала.

Пирра вышла из-за поворота. Гиласу преградили путь какие-то рыбаки с трехрогими острогами и кожей странного фиолетового оттенка. Насквозь промокшие овцы жались друг к дружке в загоне, примыкающем к жалкой лачуге. Рыбаки загнали Разбойницу в угол между лачугой и загоном. Там она рычала, мокрая и перепуганная.

– Отпустите ее! – прокричал Гилас и схватился за древко одной из острог.

– Не смейте ее трогать! – приказала Пирра.

– Эта зверюга чуть наших овец не растерзала! – прокричал в ответ рыбак.

Тут все принялись галдеть. Разбойница воспользовалась суматохой и сбежала в лес.

– Что тут происходит? – прогремел голос.

В дверях лачуги стояла старуха монументального телосложения. На ней было надето нечто, напоминавшее мокрый кожаный шатер. Лицо старухи смахивало на фиолетовую губку, а единственный глаз остановился сначала на Пирре, потом на Гиласе. Похоже, она была ему не рада.

– Ты! – хрипло выдавила старуха.

* * *

– Это кто? – спросила Горго, кивая в сторону Пирры.

– Да так, девчонка одна, – ответил мальчик.

Горго фыркнула. Похоже, она узнала Пирру даже под плащом, но встреча с дочерью Яссассары оставила ее равнодушной.