Глаз тигра

Я работал медленно и осмотрительно, не обращая внимания на рывки шнура – таким образом Шерри сигнализировала мне свое нетерпение. Когда я вынырнул с куском отбитой обшивки, она взяла мою грифельную доску и нацарапала «Я меньше ростом!!», дважды подчеркнув слово «меньше», на тот случай, если я не замечу двойной восклицательный знак и подсунула дощечку мне прямо к носу. Я ответил ей в духе Черчилля ее же приветствием и вернулся в свою нору.

Я уже достаточно очистил место и разглядел, что единственной преградой осталась тяжелая деревянная балка лафета, которая свисала под каким-то пьяным углом, блокируя выход на пушечную палубу. Ломик был абсолютно неэффективен против этой массы, и я стоял перед выбором: либо оставить все как есть и вернуться на следующий день с новым зарядом, либо рискнуть.

По часам оказалось, что я работаю всего двенадцать минут. Наверно, я не слишком экономно расходовал воздух во время работы, но все же решил испытать судьбу. Я отдал фонарик и ломик Шерри, а сам осторожно пробрался в отверстие и подставил плечо под верхний конец лафета, шевеля ступнями в поисках устойчивого положения. Найдя его, я хорошенько вздохнул и начал приподниматься. Постепенно я напрягался все сильней, пока не толкнул лафет вверх, разгибая спину и ноги. Я чувствовал, как вены у меня на шее налились кровью, а глаза были готовы выскочить из орбит. Но мне не удалось ничего сдвинуть, и я, сделав еще один глубокий вздох, начал вторую попытку. Но этот раз я мгновенно послал весь свой вес на деревянную балку.

Она сдвинулась, и я оказался в положении Самсона, обрушившего храм себе на голову. Я потерял равновесие и упал навзничь под лавиной рушащихся обломков. Они валились на меня с треском и стоном, громыхая и подпрыгивая вокруг.

Когда наступила тишина, я оказался в кромешной тьме. Густой суп из взвешенных частиц совершенно не пропускал света. Я попытался пошевелиться, но обнаружил, что у меня придавлена нога. Меня пронзила холодная волна панического ужаса, и я, словно безумец, принялся вытаскивать ногу. Мне пришлось дернуть ногой с полдюжины раз, прежде чем до меня дошло, что я просто счастливчик, избежавший самого худшего. Лафет свалился в четверти дюйма от моей стопы, придавив только ласт. Я вытащил ногу из резиновой обувки, оставляя ее под грузом, и стал нащупывать путь наружу.

Шерри с нетерпением ждала новостей. Я вытер доску и написал: «Открыто!», подчеркнув слово дважды. Она показала пальцем на люк, прося разрешения войти туда, и я проверил время. У нас было еще две минуты, и я повел ее внутрь.

Даже освещая путь лучом фонаря, мы не могли, однако, видеть далее, чем на двадцать дюймов. Но и их было достаточно, чтобы найти проделанную мной дыру. Я едва смог протиснуться в нее, чуть не повредив свой акваланг и воздушную трубку. Я разматывал позади себя нейлоновый шнур, словно Тезей в лабиринте Минотавра, чтобы не потерять направления среди палуб и трапов «Света Зари». Шерри двигалась за мной вдоль шнура. Иногда я чувствовал ее прикосновение к моей ноге, когда она нащупывала путь.

Позади преграды вода немного прояснилась, и мы оказались в низкой широкой камере пушечной палубы. Здесь было таинственно и мрачно, вокруг нас были разбросаны предметы странных очертаний. Я разглядел другие лафеты, ядра, лежащие по одиночке или кучами по углам, разное снаряжение, проржавевшее за годы лежания в воде до неузнаваемости. Мы медленно двинулись внутрь, поднимая ластами донную муть. Здесь тоже плавали дохлые рыбы, хотя я заметил несколько красных крабов, что обитают в рифах. Они ползали вперевалочку, словно чудовищные пауки, в глубину корабля. По-видимому, им удалось уцелеть благодаря крепкому панцирю. Я поиграл лучом фонаря над головой в поисках входа на нижние палубы и в трюм. Так как корабль лежал вверх дном, мне пришлось сравнивать действительное положение его останков с тем, что пришлось в свое время изучить по рисункам.

Примерно в пятнадцати футах от того места, где мы вошли, я обнаружил лестницу, ведущую на бак. Это было квадратное отверстие над моей головой, и я поднялся к нему. Мои пузыри поднялись вверх серебристой струйкой и побежали вдоль балок и настила. Лестница прогнила и рассыпалась от первого же прикосновения. Ее куски повисли у меня вокруг головы, когда я пробивался на нижнюю палубу.

Это был длинный и узкий проход, ведущий к каютам пассажиров и офицерской столовой. Теснота, а с ней и атмосфера клаустрофобии, сразу же дали нам представление о том, в каких ужасных условиях, по всей видимости, жила команда фрегата. Я рискнул тихонько прокрасться вдоль прохода, привлеченный дверьми по обеим его сторонам – они будто обещали мне всевозможные чудесные открытия. Я устоял перед соблазном и проплыл вдоль длинной палубы, пока она внезапно не уперлась в толстую деревянную перегородку.