Глаз тигра

Наступил полдень, когда мы наконец пришли к соглашению и ударили по рукам, как было принято здесь на острове. Стало жарко, мне было тяжело вновь привыкать к зною. Я отложил все дела на завтра, оставив Чабби с Анджело заниматься приготовлениями. И мы с Шерри на минуту заехали к Ма Эдди за провизией, а затем покатили через холмы, поросшие пальмами, к Черепаховому Заливу.

— Как в сказке, — прошептала Шерри, остановившись под тростниковой крышей веранды. — Наверно, мне это мерещится, — и она кивнула головой в сторону пальм и ослепительно белого песка на пляже.

Я подошел к ней сзади и, обняв ее за талию, прижал к себе. Она тоже прильнула ко мне и крепко сжала мои руки.

— Харри, я и представить не могла, что это будет так чудесно.

Я мог почувствовать, что в ее душе что-то произошло. Она была похожа на цветок, росший среди зимы, лишенный солнца. Но в ее душе еще оставались такие глубины, каких я не мог достичь. Она была непростым человеком, и это меня беспокоило. Казалось, ее раздирали внутренние конфликты, тень которых иногда набегала на ее ясный взор. Так акула, плывущая в глубине, заметна лишь в виде неясного темного пятна. Очень часто, когда она полагала, что на нее не смотрят, я перехватывал ее взгляд в мою сторону — оценивающий и враждебный одновременно, как будто она меня ненавидела. Но такое случалось до нашего прибытия на остров, а теперь она словно расцвела под солнцем, как зимний цветок, отбросив в сторону тревоги, бередившие ей душу.

— Спасибо, Харри, что ты привез меня сюда.

Миссис Чабби вымела пол, проветрила белье, поставила в банки цветы и наполнила холодильник. Взявшись за руки, мы обошли домик, и хотя Шерри одобрительно мурлыкала по поводу скупой мужской обстановки, мне показалось, я заметил в ее глазах блеск, который возникает у любой женщины, затеявшей передвижку мебели. Обычно эта процедура сопровождается выбрасыванием милых сердцу мелочей из холостяцкой жизни. Стоило ей остановиться и переставить вазу с цветами, поставленную миссис Чабби на широкий обеденный стол, я понял, что в Черепашьем Заливе предстоят большие перемены. Но, как ни странно, эта мысль не огорчила меня. Внезапно я почувствовал, что мне до смерти надоело самому готовить и вести дом.

Мы переоделись в купальные костюмы в спальне, так как еще в первые минуты нашей близости я обнаружил у Шерри развитое чувство личной скромности. Я знал, что потребуется время, чтобы ей привыкнуть к традиционному купальному костюму Черепашьего Залива. С другой стороны, компенсацией за мой слишком закрытый купальный костюм была возможность лицезреть Шерри в бикини.

Впервые я смог открыто оглядеть ее. Более всего в ней поражал нежный матовый блеск ее кожи. Она была высокой, и если плечи ее были несколько широки, а бедра узки, то талия была тонка, а живот — плоский, с изящно вырезанным пупком. Я всегда был согласен с турками, по мнению которых пупок принадлежит к самым эротическим частям женской анатомии. Пупок Шерри привлек бы толпы ревнивых соперников. Ей вовсе не нравился мой пристальный взгляд.

— Господи, ну что ты уставился? — спросила она и обернула вокруг талии полотенце подобие саронга. Она шла босиком по песку и при ходьбе ее грудь и попка слегка покачивались, что я наблюдал с нескрываемым удовольствием.

Мы оставили полотенца на высоких отметках уровня воды и побежали по плотному влажному песку к кромке прозрачного теплого моря. Она плыла обманчиво низким и медленным кролем, но на самом деле неслась так быстро, что мне пришлось поднапрячься, чтобы догнать ее. За рифом мы остановились передохнуть. Ей надо было отдышаться.

— Давно я не плавала, — призналась она.

Пока мы переводили дух, я вглядывался в открытое море, пока, наконец, не увидел череду темных плавников, быстро приближавшихся к нам. Я не мог скрыть свой восторг.

— Ты сегодня почетный гость, — сказал я. — Это торжественный прием.

Дельфины окружили нас, словно компания веселых щенят, толкаясь и попискивая, и оглядывая Шерри. Я знал, что они обычно избегают незнакомых людей, и то, что они позволили потрогать себя при первой встрече, было подлинной редкостью. Такое случается лишь после продолжительного ухаживания. Однако к Шерри они воспылали любовью с первого взгляда, ничуть не меньше той, что пронзила Чабби и Анджело.

Уже минут через пятнадцать они тянули нас, как на водных санях, и Шерри повизгивала от удовольствия. Когда она упала со спины одного из них, к ней тотчас подоспел другой. Он принялся толкать ее носом, стараясь привлечь к себе ее внимание. Когда, наконец, мы оба от них устали и медленно поплыли назад к берегу, один из крупных самцов следовал за Шерри до самого мелководья, где глубина была не выше ее талии. Там он перевернулся на спину, и она поскребла ему брюхо пригоршней сухого белого песка. Дельфин ответил на это своей глупой застывшей ухмылкой.

Стало темно. Мы сидели на веранде, потягивая виски. Было слышно, что дельфин плещется где-то поблизости, издавая призывные звуки и играя хвостом — он надеялся соблазнить ее снова вернуться в море.