Глаз цапли

— И мы голодали, верно? Были ведь периоды голода? — Люс говорила мечтательно, словно вспоминая уроки по древней истории, однако брови ее по-прежнему были сдвинуты в одну темную линию над глазами. — В течение первых десяти лет существования Колонии и потом тоже… многие люди голодали. Они не умели выращивать богарный рис или сахарную свеклу, пока не прибыли жители Шанти-тауна.

Теперь брови ее отца тоже сошлись в одну черную прямую. Он отпустил Микаэла, горничную, а потом устранил и сам предмет неприятного разговора с дочерью одним решительным взмахом руки.

— Это большая ошибка, — сухо промолвил он, — посылать крестьян и женщин в школу. Крестьяне становятся наглыми, а женщины начинают раздражать.

Два-три года назад такие его слова непременно заставили бы Люс плакать. Она бы тогда сразу сникла, выползла из гостиной и отправилась к себе, чтобы там проливать слезы, пока отец не придет и не скажет ей что-нибудь хорошее. Но теперь он не мог заставить ее расплакаться. Она не понимала, почему теперь это так. Очень странно! Разумеется, она по-прежнему очень сильно любила его и боялась; но теперь она всегда знала, что он скажет в следующий момент. Никогда ничего нового она от него не слышала. Да и вообще ничего нового никогда не происходило.

Она отвернулась и снова сквозь толстое неровное стекло посмотрела на Залив Мечты, на изгиб дальнего берега, занавешенного дымкой непрекращающегося дождя. Она стояла прямая, полная сил и жизни в неярком свете сумрачного дня, в своей длинной красной домотканой юбке и блузке с оборочками. Она казалась себе равнодушной и одинокой посреди этой длинной, с высокими потолками комнаты. И чувствовала, что отец смотрит на нее. И знала, что он сейчас скажет.

— Пора тебе замуж, Люс Марина.

Она подождала, пока он произнесет следующую фразу.

— С тех пор, как умерла твоя мать… — Последовал тяжкий вздох.

Довольно, довольно, довольно!

Она повернулась к нему лицом.

— Я читала эту книгу, — сказала она.

— Книгу?

— Ее, должно быть, доктор Мартин позабыл. Что значит «исправительная колония»?

— С какой стати тебе понадобилось это читать?

Он был весьма удивлен. Ну что ж, уже интересно.

— Я думала, что это коробка с сушеными фруктами, — сказала она и рассмеялась. — Но что все-таки значит: «исправительная колония»? Колония для преступников? Тюрьма?

— Тебе это знать совершенно необязательно.

— Наши предки ведь были сосланы сюда как заключенные, верно? Именно так говорили в школе ребята из Шанти-тауна. — Фалько начинал бледнеть, однако опасность только раззадорила Люс; мысли ее стремились вперед, и она говорила то, что давно уже было у нее на уме. — Они говорили, что все Первое Поколение состояло из преступников. Земное правительство использовало Викторию как тюрьму. А вот жителей Шанти-тауна как раз сослали сюда за то, что они верили в мир или во что-то такое. Мы же оказались здесь, потому что все были ворами и убийцами. И большая часть Первого Поколения состояла из мужчин; их женщины не могли прилететь сюда, поскольку не были за ними замужем, и именно поэтому здесь сперва женщин очень не хватало. Мне это всегда казалось довольно-таки глупым — ну почему было не прислать достаточно женщин для колонии? Зато теперь мне понятно, почему те космические корабли могли долететь только сюда. Вернуться на Землю они уже не могли. И почему жители Земли никогда сюда не прилетали. Нас просто вышибли вон и заперли за нами дверь. Это ведь правда, не так ли? Мы называем себя Колония Виктория. Но на самом деле мы — тюрьма.

Фалько уже встал. Потом медленно подошел к ней. Она стояла неподвижно, с высоко поднятой головой, крепко упершись ногами в пол.

— Нет, — легко, даже почти равнодушно сказала она. — Нет, не смей, папа.

И этот голос остановил его; подавив гнев, он застыл, глядя на нее. На какое-то мгновение он увидел ее по-настоящему. Она поняла по его глазам, что он увидел ее, теперешнюю, по-настоящему. И он испугался. Но лишь на мгновение, на одно мгновение.

Потом он резко отвернулся. Подошел к столику и взял книгу, которую забыл доктор Мартин.

— Что все это значит, Люс Марина? — спросил он наконец довольно спокойно.

— Я просто хотела знать.

— Это произошло сто лет назад. И с Землей мы расстались навсегда. И мы такие, какие есть.

Она кивнула. Когда он говорил своим обычным тоном, сухо и спокойно, она снова видела в нем ту силу, которой всегда восхищалась, перед которой преклонялась.