Глаз в пирамиде

— Я не мазохист, — ответил Хагбард. — Для меня мир — довольно неуютное место. Я не вижу причин, по которым должен чувствовать себя еще неуютнее. И черта с два я стану водить сломанную развалюху, которая половину времени провела в ремонтной мастерской, ради того чтобы быть «своим» для вас, левацтвующих простаков. Кроме того, — деловито добавил он, — полиция никогда не станет останавливать и обыскивать «мерседес». А вот скажи-ка мне, чертов моралист, сколько раз в неделю тебя, с твоей бородой, останавливают на твоем психоделическом «народном вагоне»?

— Настолько часто, — признался я, — что я опасаюсь возить в нем траву.

— А эта машина просто набита зельем, — победно сказал он. — Завтра у меня большая поставка в Эванстон, в университетский городок.

— Так и наркобизнесом занимаешься?

— Я занимаюсь любым нелегальным бизнесом. Каждый раз, когда правительство объявляет что-нибудь verboten[55], появляется черный рынок, который обслуживают две группы: Мафия и ЛДР. ЛДР расшифровывается как «Лучший Допинг в Розницу».

— А я думал, это расшифровывается как «Ложь для Доверчивых Раздолбаев».

Он рассмеялся.

— Одно очко в пользу Муна. Но если говорить серьезно, то я самый страшный враг всех правительств и самый главный защитник среднего человека. Ты знаешь, что у Мафии нет этических принципов. Если бы не моя группа и не долгие годы работы, и не опыт, всё на черном рынке, от наркотиков и до канадских мехов, было бы некачественным, низкосортным и поддельным. Мы всегда предлагаем клиенту товар, который стоит его денег. Половина травы, которую ты продаешь, наверняка прошла через моих агентов, пока не попала к тебе. Лучшая половина.

— А как понимать эти твои гомосексуальные закидоны? Просто дразнил старину Бушмана?

— Энтропия. Стараюсь загибать все прямое.

— Хагбард, — не выдержал я, — в какую игру ты, черт побери, играешь?

— Доказываю, что правительство — это галлюцинация в сознании правителей, — твердо сказал он. Мы вывернули на Лейк-Шор-драйв и помчались на север.

— Итак, Юбела, сказал он тебе Слово? — спросил человек с козлиной головой.

— Я бил его и пытал его, но он не открыл мне Слово, — сказал черный гигант.

— А тебе, Юбело, тебе он открыл Слово?

— Я пытал и мучил его внутренний дух, Хозяин, — ответило рыбообразное существо, — но он не открыл мне Слово.

— А тебе, Юбелум, тебе он открыл Слово?

— Я отрезал ему яйца, но он молчал, — ответил горбатый карлик. — Я отрезал ему пенис, но он молчал. Он не открыл мне Слово.

— Фанатик, — сказал козлиноголовый. — Лучше пусть он умрет.

Сол Гудман пытался пошевельнуться. Ни одна мышца ему не подчинялась: последний препарат был наркотиком, и очень сильным. Или же это был яд? Он пытался себя успокоить: наверное, он парализован и лежит в гробу лишь потому, что они хотят свести его с ума. Потом он начал думать о том, могут ли мертвецы утешать себя подобными сказками, если не могут покинуть тело, прежде чем оно сгниет.

Пока он размышлял, козлиноголовый наклонился над гробом и закрыл его крышку. Сол оказался один в темноте.

— Уходи первым, Юбела.

— Слушаюсь, Хозяин.

— Теперь ты, Юбело.

— Слушаюсь, Хозяин.

— Последний ты, Юбелум.

— Слушаюсь, Хозяин.

Тишина. В гробу тихо и темно, и Сол не в состоянии пошевелиться. «Только бы не сойти с ума», — подумал он.

Говард заметил впереди «Лейфа Эриксона» и запел: «Эх, как клево, клево, клево: Хагбарда увижу снова». Сверкающий «бентли» Малдонадо подъехал к дому «самого известного финансиста-филантропа Америки» Роберта Патни Дрейка.

(Луи, не теряя достоинства, спокойно приближался к «Красной вдове». Старик в странной мантии, протолкавшийся через толпу вперед, дрожал от восторга. Нож гильотины взмыл вверх: толпа затаила дыхание. Старик пытался заглянуть в глаза Луи, но король не мог сфокусировать взгляд. Нож гильотины опустился: толпа шумно выдохнула. Голова скатилась в корзину, старик в экстазе закатил глаза и выкрикнул: «Жак де Молэ, ты отмщен!») Профессор Глинн, читая студентам лекцию по истории средних веков, сказал: «Однако истинное преступление тамплиеров заключалось, возможно, в том, что они были связаны с хашишин». Джордж Дорн, почти не слушая, размышлял, стоит ли ему примкнуть к Марку Радду и остальным, которые хотели совсем закрыть Колумбийский университет.

— И то же самое мы читаем в современных романах, — продолжал выступление Улыбчивый Джим. — Секс, секс, секс — причем речь идет не о нормальном сексе. Всевозможные извращенные, уродливые, неестественные, непристойные, аномальные и психопатические виды секса. Вот так они нас и похоронят, как сказал мистер Хрущев, без единого выстрела.

Сола Гудмана разбудил солнечный свет.

Солнечный свет и головная боль. Похмелье в результате введения гремучей смеси наркотиков.