Глаз в пирамиде

— Ладно. Вам это должно быть так же интересно, как и мне, если вас действительно заботит закон и порядок. Больше десяти лет по стране ходят слухи о том, что все главные политические убийства в Америке — от Малькольма Икса, братьев Кеннеди, Медгара Эверса и Мартина Лютера Кинга до, возможно, Никсона и даже Джорджа Линкольна Рокуэлла — работа особой законспирированной правой преступной организации и что штаб-квартира этой организации находится здесь, в Мэд-Доге. Я сюда приехал, чтобы попытаться что-нибудь выяснить об этой группе.

— Так я и думал, — сказал шериф. — Ах ты бедный, несчастный кусок дерьма. Ты приехал сюда со своими длинными патлами в надежде что-то разнюхать о правой организации. Ты даже не представляешь, как тебе повезло, что ты не встретился ни с кем из наших настоящих правых вроде «Божьей молнии», например. Сейчас они бы тебя уже замучили до смерти, малыш. Ты и вправду болван. Ладно, я понял, на тебя больше не стоит терять времени. Пошли, я отведу тебя обратно в камеру. Привыкай любоваться луной через решетку.

Они вернулись обратно той же длинной цепью коридоров. Открыв дверь в коридор, где находилась камера Джорджа, шериф крикнул:

— Забирай его, Чарли.

Тот же самый надзиратель берет Джорджа за руку. У надзирателя бледное лицо. Рот сжат так, что кажется безгубым. Позади громыхает захлопнувшаяся за шерифом дверь. Надзиратель без единого слова вталкивает Джорджа в камеру. «Слава богу, теперь он хотя бы стал трехмерным и меньше напоминает марихуановый призрак», — думает Джордж.

Гарри Койна не было. Камера пустовала. Краем глаза Джордж заметил какую-то тень. В соседней камере. Он обернулся, и его сердце остановилось. С трубы на потолке свисало тело. Джордж приблизился к решетке. Тело медленно покачивалось. Оно было привязано к трубе кожаным ремнем, затянутым вокруг шеи. Это лицо с широко раскрытыми глазами было лицом Гарри Койна. Джордж скользнул взглядом ниже. С живота Гарри что-то свисало до самого пола. Это было не самоубийство. Они вспороли Гарри Койну живот, и кто-то осмотрительно подставил под труп парашу, в которую спускались его вывалившиеся окровавленные кишки.

Джордж закричал. Но ему никто не ответил. Надзиратель исчез, словно Гермес.

(В психиатрической лечебнице английского городка Сандерленд, где уже наступило одиннадцать часов утра следующего дня, один старый шизофреник, который не разговаривал на протяжении последних десяти лет, внезапно бросился к оторопевшему санитару со словами: «Они возвращаются — Гитлер, Геринг, Штрайхер, вся эта братия. И за ними стоят силы и фигуры из других сфер, которые ими управляют…» Но Саймон Мун в Чикаго по-прежнему спокойно и безмятежно сидит в позе лотоса и инструктирует Мэри Лу, восседающую у него на коленях: «Просто сожми его, нежно сожми стенками влагалища, словно рукой, и ощути его тепло, только не думай об оргазме, не думай о будущем, не забегай мыслями ни на секунду вперед, будь в настоящем. Есть только настоящее, единственное настоящее, в котором мы живем. Ощущай лишь мой пенис в твоем влагалище и просто наслаждайся, не стараясь приблизить большее наслаждение, которое ждет нас впереди…» «У меня спина болит», — жалуется Мэри Лу.)

WE'RE GONNA ROCK ROCK ROCK AROUND THE CLOCK

TO NIGHT…

Там были шведы и норвежцы, датчане и итальянцы, французы и греки, даже американцы. Джордж и Хагбард пробираются сквозь толпу, пытаясь оценить ее численность. Двести тысяч человек? Триста тысяч? Полмиллиона? Эмблемы мира, болтавшиеся вокруг каждой шеи, обнаженные и раскрашенные тела, обнаженные и не-раскрашенные тела, длинные волосы, одинаково рассыпавшиеся по плечам юношей и девушек, а над всем этим гипнотический и нескончаемый ритм. «Вудсток в Европе, — сухо говорит Хагбард. — Последняя и окончательная Вальпургиева ночь, и, значит, сбывается пророчество Адама Вейсгаупта».

WE'RE GONNA ROCK ROCK ROCK TILL BROAD DAYLIGHT…

«Это Лига наций, — говорит Джордж, — молодежная Лига наций». Хагбард его не слушает. «Вон там, — показывает он, — на северо-западе, течет Рейн, на берегу которого якобы сидела Лорелея и пела свои смертельные песни. Сегодня ночью на Дунае музыка куда смертельнее».

WE'RE GONNA ROCK AROUND THE CLOCK TONIGHT…

(Но это пока в будущем, до которого остается семь дней, а сейчас Джордж лежит без сознания в окружной тюрьме Мэд-Дога. А все началось — та фаза процесса, как называл это Хагбард, — более тридцати лет назад, когда швейцарский химик по фамилии Хоффман влез на свой велосипед и съехал по сельской дороге в новые измерения.)

— И все они вернутся? — спросил Джордж.

— Все, — строго отозвался Хагбард. — Когда ритм достигнет необходимой интенсивности… если мы их не остановим.

(«Сейчас я врубилась, — воскликнула Мэри Лу. — Я и не думала, что будет так здорово. Это отличается от секса, и это лучше». — Саймон ласково улыбался. — «Вот это как раз и есть секс, крошка. А все, что было у тебя раньше, не было сексом. И теперь мы начинаем двигаться… но медленно… плавно… это путь Дао…»