Глаз волка

И неожиданно перестает шагать. Он усаживается очень прямо, ровно напротив мальчика. И тоже принимается на него смотреть. Он не проделывает с ним фокуса с невидящим взглядом, нет. Это настоящий взгляд, взгляд в упор!

Так проходит минута, другая, третья…

В зоопарке ни единого посетителя. Ветеринары еще не пришли. Львы не показываются из укрытия. Дремлют в своих перьях птицы. У всех выходной. Даже обезьяны прикрыли свой цирк. Они висят на ветках, как спящие летучие мыши.

Никого, только этот мальчик.

И волк с голубой шерстью.

«Хочешь на меня смотреть? Ладно же! Я тоже буду на тебя смотреть! Вот и посмотрим…»

Но кое-что смущает волка. Дурацкая загвоздка. У него только один глаз, а у мальчика два. И вот волк не знает, в какой глаз мальчика упереться взглядом. Он в замешательстве. Его единственный глаз мечется вправо-влево, влево-вправо. А у мальчика глаза не мигают. Ни ресница не дрогнет. Волку ужасно не по себе. Отвернуться – ни за что на свете. Снова приняться шагать – и речи быть не может. В результате его глаз скачет все безумнее и безумнее. И скоро сквозь шрам на месте мертвого глаза пробивается слеза. Это не от горя, а от бессилия и ярости.

И тогда мальчик делает странную вещь. Которая успокаивает волка, внушает ему доверие. Мальчик закрывает один глаз.

И вот они смотрят друг на друга, глаз в глаз, в безлюдном и притихшем зоопарке, и все время, какое есть, принадлежит им.

Глава 2. Глаз волка

1

Желтый глаз, совершенно круглый, с черным зрачком посередине. Немигающий. Мальчик словно смотрит на свечу, горящую в полной тьме; он ничего больше не видит, только этот глаз: деревья, зоопарк, вольера – все исчезло. Осталось только одно: глаз волка. И глаз становится все больше и больше, все круглее и круглее, как рыжая луна в пустом небе, а зрачок в середине все чернее и чернее, и все виднее разноцветные крапины на желто-карей радужке – тут голубая (голубая, как замерзшая вода под чистым небом), там золотая вспышка, словно блестка.

Но главное – это зрачок. Черный зрачок!

– Хочешь смотреть на меня – что ж, смотри!

Вот что как будто говорит зрачок. Он горит как раскаленный. Можно подумать, это пламя. «Так и есть, – думает мальчик, – черное пламя!»

И он отвечает:

– Хорошо, Черное Пламя, вот я смотрю на тебя и не боюсь.

Зрачок может сколько угодно разрастаться, разрастаться во весь глаз, полыхать, как настоящий пожар, – мальчик не отводит взгляда. И вот, когда все становится черным, совершенно черным, он обнаруживает то, чего никто еще до него не видел в волчьем глазу: зрачок живой. Это черная волчица, свернувшаяся клубком посреди своих детенышей, она уставилась на мальчика и рычит. Она не движется, но чувствуется, что под своим блестящим мехом вся она напряжена, как гроза. Губы ее вздернуты над ослепительными клыками. Лапы подрагивают. Вот-вот бросится. Такой маленький мальчик – это ей на один глоток.

– Ты правда не боишься?

Правда. Мальчик стоит как стоял. И глаза своего не отводит. Время идет. И вот понемногу, понемногу мышцы Черного Пламени расслабляются. В конце концов она ворчит сквозь зубы:

– Ладно, раз уж тебе так приспичило, смотри сколько хочешь, только не мешай мне, когда я учу детенышей, понял?

И, не обращая больше внимания на мальчика, обводит долгим взглядом семерых пушистых волчат, лежащих вокруг нее. Она среди них как будто в рыжем ореоле.

«Радужка, – думает мальчик, – радужка вокруг зрачка…»

Да, пятеро волчат точно такого же рыжего цвета, как радужка. У шестого шерсть голубая-голубая, как замерзшая вода под чистым небом. Голубой Волк!

А седьмой (это маленькая желтая волчица) сверкает, как золотая молния. На нее невозможно смотреть не щурясь. Братья называют ее Блесткой.

А вокруг – снег. До самого горизонта, замкнутого холмами. Безмолвные снега Аляски, там, на Севере.

Снова звучит голос Черного Пламени, и в нем слышится некоторая торжественность среди этого белого безмолвия:

– Дети, сегодня я расскажу вам про Человека!

2

– Про Человека?

– Опять?

– Ох, нет!

– Ты все время только и рассказываешь, что про Человека!

– Надоело!

– Мы уже не маленькие!

– Расскажи лучше про карибу, или про полярных зайцев, или про охоту на уток…

– Да, Черное Пламя, что-нибудь про охоту!

– Ведь мы, волки, охотники, разве нет?

Но всех перекрикивает Блестка:

– А я хочу про Человека, только взаправдашнюю историю и страшную, пожалуйста, мама, про Человека, я так люблю про Человека!

Один Голубой Волк молчит. Он вообще не из разговорчивых. Серьезный. Даже, пожалуй, печальный. Братья считают его занудой. Однако, когда он говорит – а это бывает редко, – все его слушают. В нем чувствуется мудрость, как в старом волке, покрытом шрамами.

Ну, ладно. Картина, стало быть, такая: пятеро рыжих подняли возню – а вот я тебя за горло, а я прыг тебе на спину, а я тебя цап за лапы, а ну-ка поймаю себя за хвост… в общем, сплошная куча-мала. Блестка подначивает их пронзительными воплями, прыгая на месте, как взбесившаяся лягушка. Снег вокруг разлетается серебряными фонтанами.

И Черное Пламя не останавливает их.