Глаза богов

Когда повозка Лагумма поравнялась с ними, ребятня дружно сунула руки под накрывшие корзинки куски ткани, доставая помидоры. Детская рука на удивление ловко метнула красный плод. Лагумма поднял сухую ладонь, хватая овощ. Между крючковатыми пальцами брызнул сок, часть попала на лицо Эссерта. Плод оказался таким мягким, что ударившись о подставленную руку, треснул, распавшись на неровные куски. Лагумма поднёс руку ко рту, втягивая развалившийся помидор дрожащими губами. Следом за первым томатом полетел второй. Дети с озорными лицами весело щебетали что-то на местном наречии, бросая почти сгнившие овощи. Лагумма отвечал им не менее весёлым смехом и хватал помидоры один за другим. Брызги покрыли его лицо и одежду. Как бы аккуратно старик не ловил их, овощи были слишком далёкими от свежести.

Эссерта охватил гнев. Его ноздри раздулись, пытаясь ухватить запах добычи, чтобы преследовать её до края Мира и тёмных расщелин Первоземли. Сила зверя ушла, а привычка осталась. Эссерт встал, сжимая кулаки.

— Сядь! — резко бросил ему Лагумма. — Это моё и только моё угощение.

С последними словами он растянул губы в улыбке, провоцируя детей продолжить броски, остановившиеся после угрожающего взгляда Эссерта.

Дети осторожно пробежали, опережая повозку Лагуммы. Они подготовили новые снаряды.

— Сядь, — повторил старик, и Эссерт скрипя зубами подчинился.

Внутри кипел гнев. Эссерт вглядывался в лица детей, оглядывался на их родителей. Он хотел запомнить всех, кто позволил себе такое неуважение к Лагумме. Этот старик встретил Эссерта сразу после появления на просторах второго мира и заботился о раненом госте больше шестидесяти местных дней. Было невыносимо смотреть, как обращаются с его благодетелем. Старик силён — Эссерт знает это — но всё равно терпит издевательства. Ситуация выводила из себя похлеще хитрых речей Зендэ.

Один из детей достал что-то белое. Овальный снаряд летел прямо в лицо старику. Лагумма перехватил его так же легко, как и помидор. Сухие руки плотника двигались на зависть многим смертным. Раздался тихий хруст и воздух наполнил запах протухшего яйца. Эссерт сцепил зубы так сильно, что заиграли желваки, но помня слова Лагуммы остался на месте, сжима кулаки от нестерпимого бессилия и гнева. Старик рассмеялся ещё громче. Другие дети с некоторой завистью смотрели на метателя тухлых яиц, но бомбардировку помидорами не прекращали. Лагумма уже не ел снаряды, но достал из-под козлов корзину с выложенным тряпицей дном. Он укладывал туда расплющенные плоды, отчего ткань тут же пропиталась соком. Яйца он складывал отдельно, в небольшой мешочек.

Наконец, броски прекратились и дети побежали обратно. Лагумма с радостной улыбкой махал им вслед. Весь перепачканный брызгами сока, сухой, загорелый… жалкий. Нутро Эссерта обжигали ярость и желание помочь своему благодетелю. Никто не заслуживает такого обращения, а старику приходится улыбаться после этого унижения.

Лагумма остановил повозку в десятке метров от ворот. Видимо, чтобы не смущать тех, кто уже проходит досмотр стражи. Один из охранников города быстрым шагом приблизился к повозке плотника. Доспехом для стража служила броня из скреплённых полос металла. Они охватывали его грудь и живот несколькими поясами поверх белой, мягкой на вид, толстой куртки. Тот же материал использовался для штанов и маленькой шапочки, закрывающей половину головы. Как он выдерживает в такую жару? На ногах никакой брони не обнаружилось. С плотно затянутого пояса свисали несколько колец. Эссерт предполагал, что к ним крепится защита для ног. Шапка была лишена любых украшений, но её роль, вероятно, заключалась в простом смягчении ударов. У ворот на столе сверкала металлическая скорлупка с двумя ремешками крепления — как раз в комплект с головным убором. Металл вместо чешуи, поддоспешник вместо кожи и жира — так смертные имитируют могучие тела драконов.

Левую руку страж свесил на поясе, заткнув большой палец в одно из колец, а в правой держал оружие. Упертая пятой в землю белая алебарда вдвое превышала рост воина. На вершине было два шипа: один направлен вертикально вверх, а другой перпендикулярно первому. Третья сторона огромного древка была занята лезвием ненормально крупного топора. Ладонь стражника едва охватывала рукоять, но алебарда удивляла не только своими размерами, но и материалом. Оружие изготовили из монолитного коралла. Пята рукояти осталась неполированной, как и участок на вершине. Лезвие и шипы будто прорастали из морского животного. Из-за смеси белого цвета и редких розовых разводов оружие казалось произведением искусства.

— Нравится? — не скрывая гордости поинтересовался стражник.

— Красивый, — признал Эссерт и тут же, помня о бездействии стражников во время издевательства детей над Лагуммой, мстительно добавил: — Точь-в-точь, как у дровосеков.