Хозяин стоял за стойкой. Это был коренастый человек, едва доходящий Кугелю до плеча, с большой куполообразной лысой головой и черной бородой, свисающей на целый фут под подбородком. Его глаза были выпуклыми, с тяжелыми веками, выражение лица — таким же мирным и спокойным, как течение реки. Услышав просьбу Кугеля о ночлеге, он с сомнением потянул себя за нос.
— У меня и так уже все переполнено из-за паломников, идущих к Эрзе Дамату. Те, кого ты видишь на лавках, не составляют и половины всех, кого я должен разместить сегодня ночью. Если тебя устроит, я положу тебе матрас в передней. Больше я для тебя ничего не могу сделать.
Кугель издал вздох, полный беспокойства и неудовольствия.
— Это совсем не то, чего я ожидал. Я желаю получить отдельную комнату с хорошим ложем, видом на реку и толстым ковром, чтобы заглушить песни и выкрики, доносящиеся из общего зала.
— Я боюсь, что ты будешь разочарован, — сказал хозяин без особых эмоций. — Единственная комната, соответствующая этому описанию, уже занята вон тем человеком с желтой бородой, неким Лодермульком, тоже совершающим паломничество к Эрзе Дамату.
— Возможно, если ты скажешь, что это чрезвычайный случай, то сумеешь убедить его. Он освободит комнату и займет матрац вместо меня, — предложил Кугель.
— Сомневаюсь, чтобы он был способен на такое самопожертвование, — ответил хозяин. — Но почему бы тебе самому не спросить его? Мне, честно говоря, не очень хочется начинать разговор на эту тему.
Кугель, разглядывая резкие черты лица Лодермулька, его мускулистые руки и несколько снисходительный вид, с которым он прислушивался к разговорам паломников, был склонен согласиться с хозяином в оценке характера этого человека и не сделал ничего, чтобы подкрепить свою просьбу.
— Похоже, мне придется занять матрац. А теперь, что касается моего ужина: я хочу птицу, соответствующим образом набитую, приготовленную и обжаренную, с гарниром и теми закусками, какие позволяет твоя кухня.
— Моя кухня чересчур загружена, и тебе придется есть чечевицу вместе с паломниками, — сказал хозяин. — У меня есть только одна птица, и она также была заказана для Лодермулька, для его вечерней трапезы.
Кугель оскорбленно пожал плечами.
— Неважно. Я смою дорожную грязь с лица, а затем выпью кубок вина.
— На заднем дворе есть проточная вода и корыто, которое время от времени используется для этой цели. За отдельную плату я предоставляю притирания, благовонные масла и нагретые полотенца.
— С меня хватит и воды.
Кугель вышел на задний двор и нашел там водоем. Помывшись, он осмотрелся вокруг и заметил неподалеку от себя надежно построенный бревенчатый сарай. Кугель хотел было вернуться в дом, но потом остановился и еще раз осмотрел сарай; пересек разделяющий их двор, открыл дверь и заглянул внутрь, после чего в задумчивости вернулся в общий зал. Хозяин подал ему кружку с глинтвейном, и Кугель уселся с ней на лавке подальше от центра всеобщего внимания.
Лодермулька спросили, что он думает по поводу так называемых евангелистов-канатоходцев, которые отказываются ступать ногами на землю и ходят, куда им нужно, по канату. Лодермульк отрывистым голосом изложил заблуждения данной конкретной доктрины.
— Они считают, что возраст Земли — двадцать девять эпох, а не двадцать три, как это общепринято. Они полагают, что на каждый квадратный локоть земли умерло по две с четвертью миллиона человек, которые обратились в пыль, создав таким образом вездесущий темный покров перегноя, состоящего из человеческого праха, ходить по которому — святотатство. На первый взгляд этот аргумент кажется убедительным, но подумайте; прах одного иссохшего трупа, рассеянный на одном квадратном локте земли, образует слой толщиной в одну тридцать третью дюйма. Таким образом, результат представляет собой окутывающий земную поверхность слой спрессованного человеческого праха почти в милю толщиной, а это явно не соответствует действительности.
Один из членов вышеупомянутой секты, который, за неимением доступа к привычным ему канатам, ходил в громоздких церемониальных ботинках, выступил с возбужденным упреком:
— В твоих речах нет ни логики, ни понимания! Как можешь ты высказываться так непреложно?
Лодермульк с угрюмым неудовольствием приподнял косматые брови.
— Я что, действительно должен разложить все по полочкам? Разве на берегу океана границу между землей и морем повсюду отмечает утес в милю высотой? Нет. Неравномерность видна повсюду. В океан выступают мысы. Чаще можно обнаружить пляжи чистого белого песка. Нигде ты не найдешь массивных валов серо-белого туфа, на которых зиждется доктрина твоей секты.
— Непоследовательная болтовня! — гневно воскликнул канатоходец.
— Что такое? — вопросил Лодермульк, выпячивая массивную грудь. — Я не привык к издевкам!