Лезвие топора взлетало и опускалось.
123
На этот раз узел удержался.
Он спустил ногу из окна и сидел теперь на подоконнике, как на спине Пеони. Он бросил веревку вниз, глядя, как она падает. Не раз ему приходилось трясти ее, чтобы распутать.
Потом, помолившись в последний раз, он прижал железный прут к окну и, держась за него, спустил вниз вторую ногу. Изогнувшись, он ухватился за веревку левой рукой. Потом правой. Прут выдержал. Теперь его жизнь целиком зависела от веревки, сплетенной из ниток. Он начал спускаться.
124
Двести.
Двести пятьдесят.
Двести семьдесят пять.
125
Бен, Деннис и Наоми увидели Питера – темную фигуру на фоне стены, высоко, выше, чем осмелился бы забраться самый храбрый акробат.
– Быстрее, – простонал Бен. – Ради вашей жизни… Ради его жизни!
Они быстро опустошили тележку… но ничего больше сделать не могли.
126
Флегг поднимался. Капюшон свалился с его головы; длинные темные волосы стояли дыбом.
Скоро, уже скоро.
127
Ветер теперь был несильным, но очень холодным. Он студил лицо Питера и его голые руки. Питер спускался медленно, очень осторожно. Перед его глазами уплывали вверх каменные блоки стены – постепенно ему стало казаться, что он стоит на месте, а движется сама Игла. Дыхание сделалось хриплым. Руки немели; он уже почти не чувствовал веревки.
Сколько еще?
Он не решался посмотреть вниз.
Вверху стали рваться отдельные нитки, аккуратно сплетенные им когда-то. Он не видел этого, и это было хорошо.
128
– Быстрее, король Питер! – прошептал Деннис. Они только что закончили опорожнять тележку. Питер уже преодолел половину веревки.
– Он так высоко! – простонала Наоми. – Если он упадет…
– Если упадет, то разобьется, – подвел итог Бен, и они подавленно замолчали.
129
Флегг достиг вершины лестницы и побежал по коридору, оскалив зубы в злобной усмешке. Пот заливал его лицо.
Он отложил топор и открыл первый засов на двери Питера. Потом второй… но тут остановился. Вдруг птичка не пытается упорхнуть, а поджидает его за дверью с чем-нибудь увесистым в руках?
Но когда он заглянул в глазок, то сразу понял все и зарычал в гневе:
Он открыл третий засов, ворвался в камеру и бросился к окну. Улыбка вернулась на его лицо. Он решил пока не обрезать веревку.
130
Питер спускался. Все мускулы у него одеревенели; ужасно хотелось пить. Ему казалось, что он висит на этой веревке целую вечность, что все напрасно и он скоро умрет – не разобьется, а умрет от жажды.
Он по-прежнему не смотрел вниз, но испытал странную потребность взглянуть вверх. Он поднял голову. Там, с высоты двухсот футов, на него скалилось белое лицо Флегга.
– Привет, моя птичка! – весело крикнул Флегг. – У меня топор, но, думаю, он мне не понадобится. Я его отложил, видишь? – Он показал пустые руки.
Вся сила, казалось, разом ушла из рук и ног Питера при виде этого ненавистного лица. Он уже не ощущал веревки – только видел, как она тянется из его кулаков.
Он не мог больше спускаться, а просто висел на веревке. Снег тихо падал на его лицо. Флегг наверху начал смеяться.
131
– Почему он
– Не знаю.
Смех Флегга, доносящийся сверху, внезапно оборвался.
– Кто здесь? – Его голос был подобен грому. – Отвечайте, если вам дорога жизнь!
Фриски заскулила и спряталась за спину Наоми.
– О боги! – воскликнул Деннис. – Что нам делать, Бен?
– Ждать, – мрачно ответил тот. – А если он спустится – драться. Подождем, что будет дальше. Мы…
Но долго ждать им не пришлось. Все решилось в несколько секунд.
132
Флегг увидел, как тонка и бела веревка Питера, и мгновенно понял все – и про салфетки, и про кукольный домик. Питер чуть не обвел его вокруг пальца. Но он увидел и кое-что еще. Торчащие концы ниток футах в пятнадцати от верхнего конца веревки.
Он мог повернуть железный прут, чтобы он полетел вниз и разбил Питеру голову. Мог перерубить веревку топором. Но он предпочел дать событиям идти своим чередом… пока не услышал голоса внизу.
Но тут веревка лопнула, как туго натянутая струна.
– Прощай, птичка! – крикнул Флегг, высовываясь в окно, чтобы получше разглядеть падение Питера. – Про…
Его голос неожиданно оборвался, а глаза расширились, как тогда, когда он заглядывал в кристалл. Он закричал в гневе, и этот крик разбудил больше народу в городе, чем падение Церкви Великих Богов.
133