Глаза из серебра

Тасота беззвучно шла из зала в зал по замку Арзлова. Здание было массивным, как и вся архитектура Крайины. Но стены облицованы местным камнем песочного цвета, поэтому здание не производило такого мрачного впечатления. На пересечениях коридоров и вдоль лестниц с потолков свешивались масляные лампы. В их колеблющемся свете шевелились тени, Наталия постоянно оглядывалась – нет ли поблизости стражников.

Она предполагала, что ее личный авторитет заставит стражников впустить ее к пленнику, а потом она заставит их молчать. Но уже на первом посту в этом не оказалось необходимости. Здесь был только один стражник, и за громкостью его храпа не слышно было бы топота наступающей кавалерии. На крючке, вбитом в стену над головой старика, висела большая связка ключей. Наталия, не разбудив стражника, сняла связку с крючка и начала примерять ключи к первой же зарешеченной двери.

Сработал четвертый ключ из дюжины. Она чуть-чуть приоткрыла дверь и проскользнула на площадочку, с которой начиналась крутая лестница. Закрыв и заперев за собой дверь, тасота, крадучись, стала спускаться. В темнице масляные лампы висели на больших промежутках, но света было достаточно, чтобы идти без помех.

У подножия лестницы была еще одна зарешеченная дверь. Наталия немного повозилась с ключами, но довольно быстро отыскала подходящий и открыла ее. Войдя, снова закрыла и заперла дверь за собой и оказалась в узком коридоре, в котором горела всего одна лампа, Наталии повезло – эта лампа висела напротив единственной запертой двери. Три остальные двери были распахнуты, и убранство камер было типичным для тюрьмы.

Заглянув в зарешеченное окошечко запертой двери, она никого не увидела. Но ее это не испугало, она вставила ключ в замок, и он подошел.

«Повезло!»

Она толкнула дверь один раз, еще раз посильнее – дверь сверху заедало. Надавив плечом, она поднажала – и дверь отворилась. По инерции ее понесло вперед, и она, спотыкаясь, пролетела пару шагов.

За спиной она почувствовала движение, потом как будто что-то сдавило ей горло. Сильнее, сильнее, и вдруг раздался металлический звук – дзинь! — удавка ослабла и распалась посередине. Не думая ни о чем, она пихнула левым локтем назад и попала во что-то твердое. Раздалось громкое уф-ф-ф! – она повернулась, опираясь на левую ногу, и выбросила рывком вверх правое колено, заехав в подбородок пленнику, согнувшемуся пополам.

Пленник отлетел назад и сильно ударился о каменную ступеньку у входа в камеру. Он лежал там, ошеломленный, широко раскинув руки и ноги. Наталия сделала шаг вперед, подняла правую ногу, намереваясь ударить его по промежности, но он лежал и смотрел на нее. В его лице смешались боль и удивление, и она остановилась. Она понимала, что надо еще раз ударить его и убежать, но она остановилась и медленно опустила ногу на пол.

Секунды ей хватило, чтобы понять, в чем дело. И поняв, правой рукой закрыла себе рот, а левую прижала к груди.

«Глаза! Они из серебра».

Она медленно опустилась на колени.

– Скажите, кто вы.

Искусственные глаза человека широко раскрылись, он моргнул и снова опустил голову на камень. Он что-то бормотал по-илбирийски, но слишком тихо, она не поняла, и качал головой:

– Ведь вы тасота Наталия Оганская, да?

– Да. А вы кто такой?

Она повторила вопрос, но в свете лампы уже увидела его лицо, и ответ был не нужен.

– Тебе больно? – Человек, дрожа, протянул к ней свои золотые руки ладонями вверх. – Я подумал, что причинил тебе боль.

– Да не такую сильную, как я тебе. – Наталия потерла горло. – Твоя удавка разорвалась.

Человек с усилием сел:

– Да. Я почувствовал запах твоих волос, в общем, она сломалась до того, как я успел причинить тебе боль.

– Ты понял, что это я?

– Я понял, что это не стражник. – Он едва улыбнулся. – Они ведь не моются, и сейчас я этому рад. Я рад, что тебе не больно. Я бы никогда…

– Причинил, причинил, Малачи Кидд. – Она отодвинулась назад и встала. – Обещание-то нарушил.

– Я же сломанный человек, Наталия, вот и нарушил обещание. Ты же меня знала… раньше. Что со мной произошло… Я уже не тот, с кем ты танцевала в Муроме.

– Понятно. Глаза из серебра; руки из золота. – Она скрестила руки на груди. – В Муром, значит, не мог приехать; но во Взорин все-таки сумел. Тоже на службе своего короля?

– Долг моему Богу, Наталия. Он этого потребовал. – Кидд уже сидел, обхватив колени руками. – Я приехал бы в Муром, но ведь я стал другим. Как я мог вернуться к тебе таким, каким стал?

Сердцем она почувствовала смысл его слов. По его тону она поняла, что ему стало недоступно то, чего он так хотел.

– Малачи, я так ждала, чтобы ты вернулся в Муром за нами. Какое имеет значение, что с тобой произошло, для меня только ты имел значение.

– Да, Наталия, я понимаю твою боль и обиду на меня. Но после Глого я совсем переменился. Не только глаза. – Кидд отбросил с лица седые волосы. – Прежде чем лишиться зрения, я получил видение от Господа. И с тех пор всю жизнь старался делать то, чего, по моему разумению, Он ждет от меня.

Она нетерпеливо постукивала носком туфли, под ногами у нее хрустела солома.