Глаза Клеопатры

Никита принял решение, и от этого ему стало немного легче. Он позвонил Рымареву и предупредил, что завтра на работу не выйдет, тем более что завтра пятница. Потом он еще немного поработал, просмотрел в Интернете новости и тут налетел на сюрприз. Три недели с лишним он был поглощен только Ниной, забросил все дела, что было ему совершенно не свойственно. Он даже телевизор не смотрел. Оказалось, что в Москве тем временем произошли знаменательные события.

Над его «благодетелем» сгустились тучи. Год назад «благодетель» помог разрушить одну крупную частную компанию. По его депутатскому запросу (бабушка сказала бы «доносу») было заведено судебное дело, и в результате активы компании попали «в руки государства». Сработано было грубо, топорно, вышел международный скандал. «Благодетель» отмахнулся от последствий, хотя Никита его предупреждал, что зря он лезет в это дело, получил свой «откат», но потом впал в немилость у тех самых людей, ради которых старался. Под него начали копать. Вспомнили еще одно скандальное дело, более давнее. И вот теперь в одной из столичных газет корреспондент-киллер, из тех, кого называют «сливными бачками», опубликовал о нем разоблачительную статью с распечаткой телефонного разговора.

«Благодетель» почел за благо на время ретироваться. Он разыграл покушение на себя и теперь отлеживался в больнице. Никита не сомневался, что покушение сымитировано, как не сомневался и в том, что «благодетель» и на этот раз вывернется, но все-таки ощутил некоторое злорадство. Пусть покрутится, мерзавец. Хотя… покушение наверняка свалят на бывших владельцев разгромленной компании, и кому-нибудь из них, подумал Никита, придется сесть.

Он прочел несколько аналитических статей и решил, что пора подводить черту. Все тело ломило от нервного напряжения, головная боль, начавшаяся еще утром, во время разговора с Павлом и Тамарой, так и не прошла. Выключив компьютер, Никита отправился в спортзал, оборудованный в одной из комнат его огромной квартиры. Он сделал пробежку на дорожке, двадцать раз выжал штангу в положении лежа, покачался на других тренажерах и почувствовал себя лучше. После разминки он понежился в джакузи и вышел из ванной другим человеком. Но заснуть толком ему так и не удалось. Всю ночь он проворочался с боку на бок, вспоминая Нину, воображая, как она едет в поезде, и сочиняя в уме свой завтрашний разговор с ней.

На следующее утро Никита проснулся слишком поздно, с тяжелой головой. Настроение опять испортилось. Он хмуро проглотил завтрак, взглянул на часы. Она должна была уже приехать. Он позвонил на вокзал, и ему подтвердили, что вильнюсский поезд пришел без опоздания. Тогда он вызвал из гаража машину. С сопровождением. Подавись, Рымарев.

Это было опрометчивое решение. Машина застревала в пробках на каждом шагу, проще было пешком дойти. Наконец обе машины свернули в Казарменный переулок. По обеим сторонам тянулись приземистые и мрачные здания казарм, выстроенных еще в восемнадцатом веке. Чтобы лопасть к дому три, пришлось въехать в арку. За ней располагался дворик, посреди которого и стоял дом три — кургузый старорежимный особнячок, соединенный арочными перемычками еще с какими-то строениями. Охранники обошли вокруг дома и проверили единственный подъезд. Все это время Никита сидел в своей машине и маялся. Ему казалось, что Нина может увидеть его в окно, если у нее окна выходят на эту сторону. Но вот охрана дала ему «добро», он вылез из машины и вошел в подъезд.

Квартира два была на первом этаже. Никита изумленно изучал дверной звонок с… Он насчитал пять дощечек с указаниями, кому и как звонить. До сих пор Никита видел такие вещи только в кино. Нет, видел, конечно, когда расселяли дом, в котором он теперь жил, но всю работу по устройству прежних жильцов проделали нанятые им риелторы. Потом в доме сделали капитальный ремонт, заменили старые деревянные перекрытия, он пришел уже почти на готовенькое, когда надо было решать насчет внутренней планировки и отделки.

«Нестеровой два звонка», — прочитал Никита. Нина говорила, что Маклаков выселил ее с матерью в коммуналку, но ему и в голову не приходило, что она может жить здесь до сих пор. «Я на квартиру копила, — вспомнил он, — все пришлось отдать». Значит, и тут Оленька подгадила. Да нет, чепуха, что она могла скопить своим рукоделием? Уж точно не на квартиру в Москве.

Никита позвонил в дверь. Нина открыла, и ему с порога ударил в нос неописуемый запах коммуналки, запах, в котором смешалось все: и кухня, и туалет, и дезинфекция. Он даже не сразу ответил на вопрос Нины:

— Как ты меня нашел?

— Можно войти?