Глаза Клеопатры

— Платье публике очень понравилось, можно сказать, имело успех. Ему аплодировали, его фотографировали… Но оно прошло как часть коллекции Щеголькова. На нем же не написано, что его сшила я.

— А потом? Нет, дай я угадаю. Ты подарила его Юле.

— Да, — подтвердила Нина. — А что мне еще оставалось делать? Все равно его в массовый пошив пустить нельзя. А Юля просто добрая девочка, она хотела показать мою работу, но… просчиталась.

— Интересно, она есть на сайте?

— Конечно, есть. Она мулатка. Точнее даже, квартеронка. Она очень красива. Ты не мог ее не заметить.

— Там была одна мулатка. И в самом деле красавица. Но она совсем еще девочка. Это она?

— Она, она, — кивнула Нина. — Ей девятнадцать, но она уже хлебнула горя на десять тысяч лет вперед.

— А в чем дело? Не расскажешь?

— Не могу, это не мой секрет. И мне бы очень не хотелось, чтобы твой Рымарев копался в ее прошлом. — По выражению его лица Нина поняла, что тут Никита бессилен. — Пожалуй, не стоит приглашать ее сюда.

— Приглашай обязательно. Учти, ты здесь всерьез и надолго. А Рымарев… Я же говорил, считай его мухой на стене. Она-то в любом случае не узнает.

— Я буду знать, — жестко отрезала Нина. — Юля не заслужила такого отношения. И я, между прочим, тоже. Неужели ты ему приказать не можешь? Он же твой подчиненный!

Никиту такая постановка вопроса позабавила.

— Это проблема всех спецслужб мира. И нашего КГБ — ФСБ, и ФБР — ЦРУ, и всех остальных. Да, эти люди склонны выходить из-под контроля. Они рассуждают так: «Хотите, чтобы мы вас охраняли? Мы будем это делать так, как нам удобно. Не хотите — не надо». Я могу уволить Рымарева, но проблемы это не решит. Мне придется нанять другого, а он может оказаться еще хуже. Рымарев хоть честен. Дальше его эти сведения не пойдут. Я ему доверяю. Без охраны, — добавил Никита, предвосхищая ее возражение, — я остаться не могу: меня съедят. Это я пытаюсь конкурировать честно, а мои конкуренты знаешь что вытворяют? И вышки друг у друга взрывают, и партии телефонов воруют, и, главное, доносят почем зря в правительство, в Думу… Я должен быть готов ко всему. И для этого мне нужен Рымарев.

По лицу Нины он видел, что не сумел ее убедить.

— Я все равно не понимаю, при чем тут мы с Юлей. Мы вышек не взрываем, и в правительстве у нас знакомых нет.

— Вы с Юлей… — Никита улыбнулся ей с такой нежностью, что у нее сжалось сердце. — Это называется «секьюрити риск».

— А по-русски?

— Это уже вошло в русский язык. Единственный перевод — «степень благонадежности», но он не передает смысла. — Никита сложил приборы и отодвинул пустую тарелку. — Среди прочего понятие «секьюрити риск» включает такой аспект, как уязвимость для шантажа.

— В смысле, сдам ли я тебя, если на меня надавить? — не выдержала Нина, хотя он собирался еще что-то сказать. — Сдам, можешь даже не проверять. Я думаю, Чечеткин «плохо делал домашнее задание», как говорят в американских детективах. Стоило ему пригрозить Кузе, и уже не надо было бы подбрасывать мне героин.

— Не хочу вступаться за Чечеткина, — засмеялся Никита, — но у него просто не было времени «сделать домашнее задание». Да и не верит он в такие высокие чувства. Он ухватился за первое подручное средство.

— Ты хочешь сказать, что он еще и наркоторговец? — ужаснулась Нина.

— Не знаю. Не исключено. Я это проверю.

— Ты как-то спокойно отнесся к тому, что я могу тебя сдать.

— Если ради Кузи, я тебя заранее прощаю, — улыбнулся Никита. — Но я хочу в принципе исключить такую возможность. А пока расслабься… Ой, пардон, ты этого слова не любишь…

— Ничего. Я расслабилась в джакузи. Что ты хотел сказать?

— Чечеткин не знает, где ты, это я уже проверил. Можешь спокойно звонить своей Юле.

— А тебе не кажется, что все это смахивает на шизофрению? После выхода из тюрьмы, да и в тюрьме тоже, если на то пошло, я уже могла раструбить его тайну всему свету. И даже до тюрьмы. Я могла обзвонить всех своих знакомых вечером накануне ареста. Я могла всем растрепать на работе в день ареста.

— Но ты же не растрепала, — возразил Никита. — Если бы ты его выдала, об этом уже трубила бы вся желтая пресса и весь Интернет. Но Чечеткин просчитал ситуацию и понял, что ты этого не сделаешь. А ты, если хочешь понять, что двигало Чечеткиным, должна рассуждать, как он.

— А ты откуда знаешь, что он понял, а чего не понял? — удивилась Нина.

— Очень просто. Он же думал, что ты его узнала.

— Я и правда его узнала, только фамилию вспомнить не могла.

— А вот уж этого он знать не мог. Он решил, что тебе все про него известно: и имя и должность. И он рассудил, что закладывать его тебе невыгодно. Зато имеет смысл его шантажировать.

— Но я не…

— Ну да, — перебил ее Никита, — ты не шантажистка. Но мужики-то не знают! Я же говорю, рассуждай, как он. Шантажом ты могла бы выдоить его досуха. Вот он и решил сыграть на опережение.

— Может, он теперь просто от меня отстанет? — жалобно протянула Нина.

— Мы не можем на это рассчитывать, — покачал головой Никита. — Все, это не обсуждается.

Он не стал ей говорить, что хочет поквитаться с Чечеткиным не только ради нее.