Глаза пропасти

Внесём здоровый скепсис в мыслительный процесс: Люк — не самое редкое французское имя. Возможно, это — Калебо. Скорее всего — кто-то другой. Собственно говоря, зачем я ломаю над этим голову? Через три часа мы с пристрастием потрясём самого Калебо и всё само собой разъяснится. Тем не менее, при отсутствии других вариантов преамбулы к обрушившемуся на меня сюжету, версия об участии Калебо в общественных попытках расшифровать рукопись, теперь не казалась совсем уж притянутой за уши. Меня несколько удивило, что Альта-Виста нашла всего две ссылки. Неужели искомый Люк появился в кулуарах любителей-криптоаналитиков только дважды? С другой стороны, поисковые моторы никогда не поднимают всех существующих ссылок на дискуссионные группы. Помимо этого, старые обсуждения могли быть заархивированы.

Я вышел на основную страницу дискуссионного сайта, которая была испещрена перечнями обсуждаемых тем. Половина заголовков была для посвящённых: «Моногенетическая гипотеза», «Арс Магна», «Нотарикон и гематрия». Я уже собирался выбраться из этого сайта для лингвомазохистов, как на глаза мне попалась ссылка на иллюстрации. «Так этот древний манускрипт ещё и с картинками?» — подумал я и, несколько более заинтересовавшись, кликнул на соответствующую ссылку. Ссылка привела меня на страницу с большим количеством странных кодов: как я понял, это были очередные ссылки, но уже на отдельно взятые иллюстрации. Я ткнул курсором в первый попавшийся линк. На экране монитора нарисовалась бледно-зеленоватая фотография пергаментного листа, покрытого монохромными изображениями каких-то фантастических растений. Некие подобия подсолнухов, мутировавших в огромные хищные растения-мухоловки, соседствовали со зловещими цветами-колокольчиками, плотоядно растопырившими отростки-щупальца. Тут же примостились пальмовидные кусты с антропоморфными корнями, а рядом — нечто напоминающее оскаленный одуванчик с исключительно острыми зубами.

Я вышел обратно на страницу кодов и наобум щёлкнул по другой ссылке — ближе к концу страницы. Новая картинка была ещё более фантасмагоричной, чем предыдущая: примитивно нарисованные голые женщины плескались в бочках с блёкло-зеленоватой водой. Бочки соединялись между собой сложными системами сантехнических труб. Повсюду были наляпаны звёзды, уменьшенные версии цветочков-мутантов и какие-то сложные символы алхимико-астрологического содержания.

Иллюстрации соответствовали как сложившейся за сегодняшний день ситуации, так и психологическому профилю действующих лиц разворачивающейся вокруг меня пьесы. Как в их головах, так и в манускрипте, царило полное и разухабистое безумие. Я собирался посмотреть ещё пару-другую занимательных иллюстраций, зелёных как моя грусть, как вдруг приятный женский голос объявил всему Ватерлоо Интернэшнл, что началась посадка на Парижский поезд. Я оторвался от монитора с некоторым сожалением. Я всегда увлекался ботаникой и голыми женщинами. Правда сухими. Мокрыми — разве только что на пляже или в ванной. Определённо не в бочках с зелёными химическими растворами.

В поезде мне досталось место не только у окна, но ещё и за столиком. Пусть свободных мест в бизнес-вагоне было полно и вряд ли даже новые пассажиры в Ашфорде могли бы его заполнить — не то время дня — но было всё равно приятно, что Евростар проявил такое трепетное уважение к Скотланд-Ярду.

Комфортно примостившись у окна, я первым делом позвонил Мёртл и отчитался, что на месте, отбываю без задержек и нахожусь в бизнес-классе. Последнее было сказано нарочито повседневным тоном. Мёртл не обратила внимание на моё достижение и доложила обстановку. Стив выехал в Вулич на машине. Виджей выехал в Отдел Архивов на лифте. Сообщений для меня никто не оставлял. Событий и потрясений на работе за время моего отсутствия не произошло.

Я вытащил из портфельчика новый блокнот. Я завожу отдельный блокнот для каждого дела и засоряю его различными идеями, важными деталями и значительными, как мне кажется, наблюдениями по поводу устройства вселенной и смысла жизни. Ну и прочими каракулями и абстрактными фигурами. Чтобы не забыть свою предыдущую мысленную заметку, я тут же нацарапал на первой странице: «Калебо: расшифровка рукописи, участие в дискуссионной группе».

Далее я попытался упорядочить информационный поток, обрушившийся на меня за день: хронологически и просто — логически.

«Что мы имеем на данный момент?» — написал я в блокноте. Вопрос был риторическим, заданным с единственной целью: приведения моих спонтанных соображений, хаотично возникавших с момента утренней встречи со Смедом, в какое-то подобие причинно-следственной взаимосвязи.

Действительно, что мы имеем?

Первое.