Глаза пропасти

— Восьмой на связи, — проскрипел он куда-то в рукав. После этого он некотрое время молчал. Лицо старика как-то стремительно потеряло своё злобно-ехидное выражение. Как я понял, старикану в ухо передавали важные сообщения: он застыл в позе бойскаута на привале, слушающего героические россказни скаута-вожатого у костра. Пару раз он пытался что-то вставить но далее хмыканья и немедленно прерванных «позвольте…» и «а что касается…» дело не пошло. Спустя минуты три напряжённого прослушивания генерал де Вилленёв преобразился в бойскаута, чрезвычайно удивлённого историями старшего товарища: на лице его возникло выражение прединфарктного шока. «Да вы с ума сошли!!!» — завопил генерал. Костоломы вздрогнули. Даже водитель сбросил скорость. Но тут генерала так оборвали, что даже сквозь грохот сантехнического драндулета я услышал истошный писк, исходящий из стариковского уха. После этого де Вилленёв впал в состояние полной прострации. Прострация продлилась ещё пару минут. В итоге старик уныло бормотнул в запястье: «Восьмой понял…» и уже было поднял руку чтобы снова ткнуть себя в ухо и отключиться, но на том конце провода видимо возжелали более страстного отношения к инструктажу — генерал мучительно поморщился и скорбно отчеканил: «Восьмой понял. Приступаю к немедленному исполнению». Отключившись от связи, старик с ледяной ненавистью уставился на меня.

Кто же мог командовать секретным генералом? Мне подумалось, что генералу могли приказать начать пытать меня прямо здесь или просто ликвидировать на месте. Неужели я был очевидцем чего-то, что мне совершенно не предназначалось? Неужели же я что-то знал, не отдавая себе самому в этом отчёта? Или же не знал? Мне очень захотелось в туалет. Меня трясло. Мне даже не пришло в голову ни одной наглой глупости.

— Водитель, обратно! — крикнул старик.

Это было несколько неожиданно. Мне захотелось, чтобы данное «обратно» совпало с моими собственными географическими надеждами на Латинский Квартал, а не с пыточными камерами в парижских катакомбах. Сантехническая колесница резко остановилась. Меня чуть не вырвало. Водитель стремительно развернулся и ускорился в противоположном направлении.

Старик уже не смотрел на меня, а сосредоточенно изучал мой портфель.

— К сожалению, господин Дорф, — начал он, гнусно растягивая слова, — Наши планы существенно изменились. Как и ваши…

Андроиды недоумевающе воззрились на генерала. Я не имел никаких планов, кроме как попытаться вырваться живым из этой переделки и, желательно, сохранить значительную часть зубов и ногтей.

— Влиятельные люди сообщили мне, что на данный момент… Что в интересах национальной безопасность.. Точнее, в интересах следствия… Вы должны… Нет, вас просят — настоятельно просят — вернуться и… Как бы, помочь следствию… — старик завозился, бросил на меня осторожно-ненавидящий взгляд и снова отвёл глаза.

— То есть, я свободен? — мне не верилось, что я мог выпутаться из данной кафкианской ситуации не менее сюрреалистическим способом. Что это? Схема «плохой полицейский, хороший полицейский»? Тщетные надежды из арсенала психологических пыток?

— К моему личному негодованию — да…Более того, мне приказано вам сообщить, что все ресурсы полицейского управления, включая время и экспертизу господина Маршана, — предоставлены в ваше распоряжение. Вам, таким образом, предоставлены экстраординарные полномочия и полный карт-бланш. В разумных пределах, разумеется. В пределах существующего законодательства. Вероятно…

Я молчал. Потому что не знал, как отреагировать на продолжение осеннего безумия. Я даже не знал, стоит ли мне обрадоваться такому исходу событий или ещё сильнее испугаться.

— Отдайте господину Дорфу его телефон, — устало скомандовал старик. — Водитель, высадите господина Дорфа там же, где его подобрали. Дежурных в гостиницу, меня — домой.

Мой мобильный перекочевал из лопатообразной потной ладони «дежурного» в мои дрожащие руки. На протяжении всего короткого пути обратно старик не промолвил более ни слова и только, когда мы, наконец, остановились, и громилы распахнули передо мной двери, он нагнулся ко мне и доверительно сообщил:

— Мне плевать на то, что там, наверху, о вас вообразили, Дорф. Но я буду за вами присматривать. Внимательно. И как только вы ошибётесь… или утратите свою временную ценность… мы с вами снова встретимся.

— Генерал! — было очевидно, что старик плохо перенёс публичное унижение и его ненависть ко мне приобрела теперь личный характер. — Я хочу вам сказать честно и откровенно: я понятия не имею, что Калебо мог ожидать от меня, и вообще, какая роль отводится мне во всём этом нелепом спектакле. Можете мне не верить, но я всю жизнь, как мог, боролся с уголовниками и никакого отношения к вопросам вашей компетенции не имел.