Глаза русалки

— Ксюр, ты чего приуныла, — Лариса коснулась моего плеча, — Новый год же, праздники и маленький сыночек у тебя в животике. Да ты счастливая женщина: любимый мужчина есть, родители и близкие живы и здоровы, детки вон.

И она была права повода для грусти вроде и не было. Только предстоящая встреча с генералом отзывалась болезненным эхом в моем полупустом сердце.

С детьми и заботами мы так закрутились, что и не заметили, как наступил вечер. Последние приготовления были сделаны, и мы ждали только мужчин, которые с минуты на минуту должны были прийти.

— Девчонки, а может нам хоть головы помыть, а то мы, как клуши, в спортивках, — не унималась Лорик.

— Да ну его, — махнула рукой, — вряд ли чистая голова отвлечёт всех от моего круглого живота.

— А ты, Ксюрик, бочком ходи, да задом, со спины прям девочка.

— Вот тебе большое спасибо, Лорик, ну лучше тебя никто не скажет гадость.

— Не ссоритесь, — Катя остановила наш словесный поток, — однозначно приводим себя в порядок, пока они из своей бани не вернулись. И делаем это исключительно для себя любимых.

Сам поход в баню наших мужчин был еще той авантюрой, и памятуя известный фильм мы даже немного опасались, чем же это может закончиться. Только б никто не напился и никуда не улетел, и не влюбился там в какую-то блондинку средних лет.

Пока мы копались и возились с детьми, в дом ввалилась веселая шумная толпа.

— Девочки, — я услышала голос Зураба, — мы дома!

Зураб хотел как раз войти в спальню, где мы только собрались переодеться.

— Тебе сюда нельзя, — я вышла к нему за дверь в халате, — сейчас переоденемся и выйдем ко всем, а вы пока там располагайтесь.

— Я скучал, — Зураб вжал меня в стенку и поцеловал, подойдя настолько близко, насколько позволял мой живот.

— Ты такой веселый уже. Тебя хватит на весь вечер?

— И на всю ночь тоже, — он загадочно мне улыбнулся.

— Да угомонись! — я сложила руки на своем животе.

— Мне что нельзя хотеть собственную жену?

— Собственную, беременную жену, не забывай.

— Это же не болезнь, — еще раз чмокнув меня, Зураб удалился.

— Ох и страсти у вас кипят, — прокашлявшись, из комнаты вышла Лора уже одетая и причёсанная, — иди буду что-то с твоими буйными косами делать, а то отрастила уже на мою погибель, Рапунцель средних лет.

— Да не надо ничего с ними делать, путь будут, как есть.

— Давай, хоть причешу, прям руки зудят подстричь тебя, но знаю, что ты скажешь.

— Не надо!

Когда мы закончили — выглядели очень достойно.

Безусловно Катя и Лорик были великолепны в своих простых и изящных платьях. Мне удалось влезть только в черное широкое платье на бретельках и, как мне показалась, я была похожа не на женщину, а на бабу на чайник. Волосы Лора мои не тронула и даже разрешила их распустить, они уже почти доходили до поясницы.

— Тебе, Ксюрик, можно было вообще не одеваться, прикрылась бы своими русыми волосами и радовалась бы жизни.

— Платье необходимо, не скажи, а задницу прикрыть?

— Ой была б воля твоего Зураба, он бы всю твою одежду сжег и ходила бы ты так, и про задницу свою не беспокоилась.

Катя рассмеялась.

— Да что ж вы из моего мужа серого волка делаете?

— А что? Все норовит тебя съесть, а ты в руки не идешь, — Катюша уже каталась от смеха.

— Очень смешно… Вот от тебя, Катя, я вообще такого не ожила. Тоже еще родственница называется…

— И где тут мои Снегурочки? — я замерла, услышав знакомый хриплый бас.

И это был он. Ярослав Корецкий. В костюме Деда Мороза. В том самом. От напряжения и не могла ступить и шага и осталась неподвижной.

Генерал целует Катю, обнимает Лору и уже смотрит на меня. Мои глаза наполняются слезами, но я не позволяю слезе покатиться.

— Боже, какая ты, — даже под бутафорской бородой я чувствую его улыбку, — русалочка! Он на мгновение зависает надо мной. Его борода щекочется, а губы опускаться на мою щеку. Сейчас я готова умереть на месте, сердце, нет, оно не бьется, ритм замедляется до критического, и мне даже больно дышать.

— Я уже и забыл, какая ты красивая, Дуся, — он нашептывает мне на ухо, — а сейчас стала еще краше. Как ему повезло! А я такой дурак!

— Что дурак, то верно, — резко отстраняюсь, чтобы прогнать фантом страсти.

— Я не спорю! Для тебя я буду, кем захочешь: хочешь — буду дураком, хочешь — вон, Дедом Морозом, а хочешь — твоим на веки вечные.

— Ничего не хочу, — мои губы пересохли и страшно ломит спину, — уже поздно, Ярослав, сам посмотри.

— Чей он? — он указывает на мой живот.

— Как чей? Конечно моего мужа…

— Ты уверенна?

— Абсолютно.

Он усмехается в бороду:

— А может ты и сама не знаешь? Но я терпеливый и дождусь его рождения. Чтобы убедиться!

— Да, что ж меня постоянно мучаешь?

— Чем?

— Вопросами своими и своим появлением!

— Я могу уйти, — он разворачивается и хочет уходить.

— Постой! — я хватаю его за плечо.

— Так мне идти или стоять? — его глаза загораются, — вы, беременные русалки, существа с неопределенными желаниями.

— Корецкий, — решаюсь я, — давай поговорим, ну чуть позже, чтобы никто-никто не услышал?

— Хорошо, когда и где?

— Сегодня, когда все уснут, в беседке, я подам тебе знак.

— Передашь письмо через дупло старого дуба?