– А ну, пан Пакула, встать молча и выкладывай всё, что имеешь! – в доказательство серьёзности слов, приставил холодный клинок сабли к животу сразу проснувшегося и протрезвевшего пана Пакулы.
– Что, что... что такое...пан?..
– Злоты выкладывай, говорю, панский прихвостень! С тобой говорит сама твоя смерть! Быстро! – конец сабли ткнул пана в грудь, прорвав кожу.
– Сейчас, сейчас, пан...
– Сотник гетмана реестрового казачества пана Косинского!
– Да, да! Пана Косинского, понимаю! Сейчас, только лучину зажгу!
Демид помог с лучиной, пан Пакула трясущимися руками достал ящичек и, поглядывая на Демида, пошарил в нём.
– Вот, пан сотник! Больше нет ничего, – пан Пакула повернул ящичек открытой крышкой к свету лучины.
– Отлично, пан Пакула, – произнёс Демид, – Сколько здесь?
– Не помню, пан сотник! Но это всю, клянусь Маткой Бозкой, ясновельможный пан сотник! Вот ещё перстенёк возьмите, прошу, – и лях судорожными движениями стал с трудом выкручивать с пальца кольцо. – Вот! Только не губите, ясновельможный пан сотник! Детки у меня...
Почему-то эти слова о детях сильно разъярили Демида. Кровь хлынула в лицо, сердце в груди заколотилось. Рука сама поднялась и коротким ударом опустила саблю на шею ляха.
Визгливый вскрик, рука, прижатая к хлещущей кровью шее, а Демид шипяще, с присвистом, молвил:
– А о наших детках кто-нибудь из вас хоть раз вспомнил, паскуда?
Он не стал смотреть, как быстро бледнеющее лицо пана Пакулы посерело, силы покидали его от потери крови, и он грузно рухнул на пол, хватая ртом последние струи свежего ночного воздуха, струящиеся из открытой двери.
– Гарбуз! Ты готов? Поехали! – закричал глухо Демид, увидев, как Карпо осторожно спускается с низкого крыльца.
В доме голосили, собаки захлёбывались лаем. В соседних хатах чувствовалась затаённая возня, но ни одно окно не открылось, лишь собаки провожали одиноких всадников бешеным лаем.
– Чёрт! – выругался Карпо в усы. – Пришлось повозиться с этим лайдаком!
– Заткнись! – только и смог выговорить Демид.
Ему было не по себе, но жалости не чувствовал. Просто пустоту, муторность в груди, тяжёлые удары сердца.
На рассвете добрались до оврага, переходящего в узкий лог, заросший кустарником и молодыми деревьями.
– Здесь остановимся, – коротко бросил Демид.
Они спустились на дно лога, огляделись в светлеющих сумерках наступающего утра, молча расседлали коней, пустив их пастись.
– Здесь и воды нет, – заметил Карпо. – Коней напоить надо.
– Земля влажная. Вода близко, выроем яму, она и соберётся вскоре.
– Да ты что, Демид! Поищем другое место!
– Сиди здесь! Делай, что тебе говорят! Останемся на этом месте. Уже поздно искать другое место. Утро, развиднелось.
Карпо вздохнул, но спорить не решился. Молча прошёл дальше по логу к кустам, буйно росшим ниже, потопал ногой, хмыкнул.
Вытащил саблю, принялся неторопливо копать яму. Вода появилась быстро. Он ладонями выгребал мокрую жирную землю. В голове засела мысль: «Господи, земля-то какая ладная! А мы не можем так устроить жизнь, чтобы никто не голодал! Пресвятая Дева! Что с нами будет?»
Яма оказалась готовой, когда Демид подошёл, посмотрел, процедил в усы:
– Отдохни, Карпо. Пошли поедим. Тем временем вода здесь отстоится. Во флягах у нас воды хватит. Коней потом напоим.
Казаки молча жевали богатый харч, отобранный Карпо в деревне. Самогон обжигал горло, зато прояснял мозги.
– Пойду осмотрюсь, Карпо, – молвил Демид, поднялся и пошёл по склону.
Вернулся довольно скоро. Посмотрел на постели, устроенные другом в тени деревьев, скрытые среди кустов шиповника и тёрна.
– Деревень нигде не видать, Карпо. Можно спокойно отдохнуть до вечера.
Они проснулись далеко после полудня. Было жарко, в воздухе жужжали шмели и пчёлы, где-то в листве старательно щебетали птички, в траве кто-то настойчиво верещал, шуршал травинками.
Кони невдалеке побрякивали уздечками, неторопливо переступали ногами, мотали головами, отгоняя оводов и мух. Хвосты их хлестали по бокам. Всё вокруг дышало умиротворением, покоем, красотой мира.
– Ну и благодать здесь, друг Карпо! – зевнул Демид, ленясь подняться с влажноватого от травы ложа. – Так бы и остаться в этом логу и жить в окружении детишек.
– Что это ты, Демид, об этом заговорил? Не похоже на тебя, – отозвался безразлично Карпо.
– Да вот подумалось вдруг, – ответил Демид. – Одначе, Карпо, охота бросить в рот немного жратвы. Согласен?
– Всегда согласен, Демид. Щас сготовлю.
В сумерках тронулись опять в дорогу.
На третий день пути приблизились к Роси. Речка ещё не подошла к Днепру и здесь текла довольно узкой лентой среди холмов, покрытых лесом. Местами русло сужалось, сдавленное холмами. Течение убыстрялось, потом опять расширялось, вода текла спокойно, величаво, манила прохладой.
– Надо найти брод, – протянул Демид, оглядел реку с высокого берега. – Где-то западнее, выше по течению, стоят города. Хорошо, что тут пусто.
– Не верю я, Демид, в эту пустоту, – отозвался Карпо. – Места тут населённые и встретить ляхов ничего не стоит. А двигаться ночами уже осточертело! Скорей бы Сечи достичь.