Глаза смерти

Максим не стал спорить и уточнять, что именно, по мнению Димы, может пойти не так. Только почувствовал, что скучает по Кристине. Жалел, что не может сидеть с ней возле ноутбука в этом бесконечном ожидании. Усмехнулся, представив, как звонит ей, зовёт приехать к Диме, а потом просит дежурить вместе с ними.

– Знаешь, мне до сих пор кажется, что это какой-то розыгрыш, – вздохнул Максим. – Не верится, что так вообще бывает.

– Ты про Берга?

– Вообще про всю эту историю. Так странно… Только что жил себе спокойно на обочине автострады, пил чай, читал книги, а теперь вот по камерам слежу за чужим домом. Жду, что в кадре появятся люди Скоробогатова. И верю, что это действительно важно. Забываю, что я всего лишь муравей, который ничего не может изменить.

– Муравей? Скажи это Скотту Лэнгу.

– Кто это?

– Неважно. Ты, главное, не отвлекайся.

Ночью дежурили по три часа, и в свою смену Максим изредка заглядывал в учебник, заучивал имена и даты.

Тёмная громадина обгоревшего дома была едва высвечена уличными фонарями и пугала своей неподвижностью. Подходящая обстановка для какой-нибудь «Ведьмы из Блэр». И качество картинки соответствующее. Осталось разглядеть в углу затаившийся силуэт и сплетённую ведьмой ивовую вязку.

Максим пугал себя отвлечёнными образами и так коротал время.

За ночь к заброшенному дому никто не приехал.

На следующий день наблюдение продолжилось. С утра заглянула Аня. Принесла завтрак и поинтересовалась успехами – с такой интонацией и улыбкой, будто речь в самом деле шла об университетском проекте для зачёта.

Максим в очередной раз подумал, что Шмелёвы так по-настоящему и не поняли, в какую передрягу угодили. Пока тебя самого не схватят трое незнакомцев, пока не столкнёшься с опасностью воочию, лицом к лицу, невольно забываешь о её насущности, вопреки собственной воле начинаешь считать её чем-то обыденным, искусственным. Олег Шульга со своими сломанными пальцами явно считал иначе.

Весь день провели перед ноутбуком. О том, чтобы пойти в университет, не было и речи, но Дима продолжал готовиться к экзаменам, даже прочитал вслух отрывки из программных произведений по зарубежной литературе.

В кадре шесть раз показывались люди. Кто-то из местных проходил мимо. Даже не смотрел на заброшенный дом. В половине третьего во дворе засели мальчишки. Разожгли костёр из бумаги и пластиковых бутылок. Что-то закоптили на нём. Потом ушли.

И больше ничего.

К вечеру Дима признал поражение.

– Не понимаю… – растерянно прошептал он.

Попросил Максима показать сообщения, которые тот вчера отправил Кристине. Перечитал их. Убедился, что они написаны без лишних деталей или намёков, вполне правдоподобно. Затем вновь посмотрел на снимок из Русского музея, на фотографию из «Коммерсанта», будто усомнился в их подлинности.

– Я ведь был уверен, что план сработает.

– Он сработал. Только показал не совсем то, на что ты рассчитывал.

– Получается, что так.

Максим положил руку на глобус.

– Ну что. Я слушаю.

Дима нехотя кивнул.

Глава двадцать седьмая. Тайна глобуса

– Я иногда думаю, как бы всё сложилось, если бы мы познакомились при других обстоятельствах.

– Это как?

– Ну, если бы нас представили друг другу в «Старом веке». Если бы мы встретились где-нибудь на улице – ты бы уронила перчатку, а я бы догнал тебя, чтобы отдать её, или… не знаю, как-то ещё. Без всей этой путаницы с картиной Берга. Без похищения людей.

– И что бы тогда было?

– Скорее всего, ничего. Ты сказала бы мне спасибо за перчатку, улыбнулась бы мне на выставке. И всё. Мы бы никогда с тобой вот так не гуляли по лесу, не было бы всех этих разговоров и…

– Чего?

– Какого-то чувства общности, что ли, не знаю. Чувства, которое возникло, несмотря ни на что, если ты понимаешь, о чём я.

– Понимаю.

– Несмотря на все игры, в которые мы друг с другом играем.

– Игры?

– Если верить Диме, людей вообще объединяют только ситуации. Да и общаемся мы не с человеком, а с тем, что он для нас символизирует. Поэтому так не любим, когда человек вдруг меняется.

– И что я символизирую для тебя?

Максим не ответил. Он и сам этого не знал. Не понимал, зачем вообще повёл Кристину в глубь клушинского леса. Он уже принял решение, и ничто не могло его изменить. Хотел напоследок побыть с ней наедине. Вырваться из ситуации, наконец понять, что чувствует на самом деле.

Здесь, в лесу, всё лишнее отходило в сторону. Нет, оно не исчезало – продолжало гудеть отдалённым шумом, как гудит автострада, спрятанная за деревьями в нескольких километрах отсюда. И всё же на какое-то время удавалось забыть о прошлом, которое их связало, и о будущем, которое должно было их разделить.

В кармане завибрировал телефон. Максим посмотрел на экран. Дима. Сейчас не до него. Максим сбросил звонок.

– Странно.

– Что? – Просека позволяла идти просторно, не теснясь, но Кристина держалась так близко к Максиму, что их руки то и дело соприкасались, как и тогда, в Менделеево.