Глаза тьмы

Эрлин на минуту замолчал, словно вспомнил что-то — неприятное, но такое смутное, далёкое… Страшный сон, увиденный в раннем детстве.

— А погибнув, он стал богом и поселился в том горном озере, где живёт богиня Лайна. Или Лилла. В озере Абельгиор.

— Или Эйрин-Сан, как его называют у нас, — задумчиво произнесла Гинта. — Ведь это озеро Лилле подарил солнечный бог, её сын, пожелавший жить на небе… Я сейчас подумала о своём святилище. Там тоже священное озеро, статуя Лиллы… На дне изображены её дети, и в центре — тот из них, кто стал солнечным богом. У нас считают, что это просто водяное святилище. И я далеко не сразу поняла, что это такое. А ведь прозрачные потолки всегда делали только в солнечных храмах, да ещё в храмах Саггана, поскольку огонь — сын солнца… В общем, в тех храмах и святилищах, которые имели какое-либо отношение к солнечному богу. Ральд погиб и долгое время жил в озере Эйрин-Сан, а потом снова родился здесь, в горах, среди людей. Ты недаром получил это имя, Эрлин. Имя человека звучит кратко. А если хочешь произнести имя бога, то это будет так:

— Э-э-й-р-линн…

— Перестань! — Эрлин побледнел и сжал ладонями виски. — Я устал быть богом…

— Ты человек, — сказала Гинта, взяв его за плечи и повернув к себе. — И я человек. И мы оба знаем, что быть человеком тоже непросто. Честно говоря, я не знаю, что такое быть богом. Я не помню этого.

— Я тоже, — Эрлин привлёк её к себе и поцеловал. — Я не помню и не хочу помнить того, как я был Вальгамом, Ральдом, богом… Если я, конечно, им был. Мне восемнадцать лет… Разве это много? А у меня всегда было такое чувство, что я уже давно одинок. Я устал. Мне всё равно, кто я такой. Я только знаю, что хочу быть с тобой.

— Я всегда этого хотела. И всё же ты — мой бог. И всегда был им. Я назвала тебя так три тысячи лет назад. И я снова нашла тебя. Вспомнив твоё имя, я обрела могущество…

— А я благодаря тебе обрёл себя. Боги, люди… Какая разница? Возможно, мы с тобой падшие боги, но мы вместе, а это важнее всего.

Он прижал её к себе так, словно хотел, чтобы их тела превратились в одно тело с двумя бешено бьющимися сердцами. Биение их сердец оглушало Гинту… Потом все звуки исчезли. Как под водой. Она утонула в его взгляде, в этом глубоком прозрачном озере, со дна которого поднималось сияющее солнце. Они были не то в огне, не то в воде… В какой-то зыбкой первозданной стихии, пронзённой светом небесного отца. Она колебалась вокруг них, а то вдруг куда-то уплывала, и они задыхались от восторга, теряя опору. Голубое пламя разгоралось и становилось лиловым, где-то далеко внизу клубились золотые, огненные облака и уносились прочь… Само время пролетало мимо, и они были неподвластны ему — эти двое. Мужчина и женщина. Юные и сильные, как боги, но только знающие, что такое смерть, и потому бессмертные вдвойне.

Хель не появлялся. Гинта иногда мысленно связывалась с дедом и сообщала, что у них с Эрлином всё в порядке. Действительно, всё? — спрашивал дед. Гинта чувствовала его беспокойство. Возможно, он догадался, что здесь произошло. Тогда он должен понимать, что она счастлива. И что оказались они здесь неслучайно.

В глубине души Гинта немного стыдилась своего счастья. Для них с Эрлином время действительно остановилось, но там, за пределами этого сказочного царства, оно текло, неумолимо подводя всех к роковой черте.

"Мы должны вернуться", — думала Гинта. И ей не хотелось возвращаться. Ей хотелось засыпать и просыпаться рядом с ним. Где угодно — на кровати, на ковре у камина в круглом зале, среди разбросанных бумаг, над которыми они порой засиживались допоздна… Или в диуриновой пещере недалеко от Бороды Великана. Сквозь её полупрозрачные стены всё выглядело неясным, расплывчатым. Казалось, что мир находится на стадии становления и полон смутных образов, ещё не пробудившихся к жизни. Иногда по утрам, на границе между сном и явью, эти образы становились более чёткими. Гинта видела какие-то лица… Или одно лицо, которое постоянно изменялось, глядя на нее из прозрачной, мерцающей глубины. Оно напоминало ей то Эрлина, то Сагарана, то портреты её родителей, предков… Кто-то смотрел на неё сквозь призрачную стену, отделяющую бытие от небытия. Кто-то жаждущий вырваться из небытия и пробиться к жизни…

— Будет неплохо, если мы вернёмся уже с наследником, — сказал однажды Эрлин.

— Мне не до этого, — покачала головой Гинта. — И вообще пока не до этого. Я же рассказала тебе то, что узнала от Айданги.

— Да… Всё это так странно. Мир может погибнуть. А мы счастливы. И не только мы. Тысячи людей радуются жизни, любят, рожают детей…

— Они не знают того, что знаем мы.

— Послушай, ты же ничего не принимала. Так может, всё-таки…

— Нет, Эрлин. Ты словно забыл, кто я такая. Я управляю своим организмом, как ты дайвером.

— У меня бывают сбои. Сама знаешь…

— У меня не бывают. Эрлин, а твои абельмины… Те, прежние, хоматиновые «боги» были бесплодны, но ведь ты-то нормальный, здоровый человек…