Глаза тьмы

Таома с удовольствием помогала юной матери ухаживать за младенцем. Гинту это радовало. Нашествие белобрысых великанов, птицы-демоны, которые беспрестанно кружили над замком, полчище живых статуй — всё это настолько выбило старуху из колеи, что Гинта уже начала опасаться за её рассудок. Теперь все мысли старой няньки занимал новорожденный. Она повеселела и даже больше не жаловалась на боли в суставах. Засыпая по вечерам, Гинта слышала, как Таома поёт малышу песни, которые когда-то пела ей, — Мину с ребёнком разместили в соседних покоях. Слушая эти песни, Гинта на время забывала о том, что сейчас война, а вокруг царит кромешная тьма… Ночь Камы. Период её господства, который она хочет продлить до бесконечности.

Иногда в безветренные дни Амнита, Гинта, Мина и Таома с маленьким Гильдаром на руках выходили в голубой дворик. Диуриновый хель был единственной статуей, уцелевшей после битвы с варнами. То ли изваяние божественного зверя не подчинилось повелителю камней, то ли Диннар не захотел его трогать… Так или иначе, Гинта радовалась, что её любимый дворик остался целым. Акавы и фиссы отгораживали его от унылого, обезображенного сада, и он казался маленьким островком прежнего Ингатама. Гинта знала — после войны ваятели снова украсят сад. Возможно, здесь будет ещё красивее, чем раньше, но этот дворик должен остаться таким, какой он есть. Это кусочек её детства. Они вчетвером сидели на бортике фонтана. Статуя светилась мягким голубым светом, старая Таома, укачивая смуглого младенца с валлонским именем, тихо напевала какую-нибудь из своих песен. И хотя за белыми стволами акав виднелся разорённый сад, на этом маленьком сказочно-красивом островке Гинта чувствовала себя защищённой.

Ей часто казалось, что у неё не было детства. Оно действительно слишком рано кончилось. Раньше, чем у большинства её ровесников. Впрочем, какая разница? Рано или поздно всё кончается. В человеческой жизни всё имеет своё начало и свой конец. Всё проходит. А вот Кама хочет создать вечное царство. Мир бессмертных каменных созданий, способных периодически изменять форму, совершенствовать свой облик. Возможно, это будет царство подлинного совершенства… Нет! Ничего этого не будет! Никто, кроме Трёхликой, не хочет этого бездушного совершенства… А почему, собственно, бездушною? Ведь у этих каменных созданий будут души, а существо, наделённое душой, способно любить. Люди жалеют, что нельзя жить и любить вечно. То есть, можно, конечно, но каждая конкретная жизнь коротка. Мало кто помнит прошлую и абсолютно никто не знает, какова будет следующая. Не лучше ли навсегда поселиться в одном вечном и неуязвимом теле?

В последнее время Гинте постоянно снились кошмары. Сны, которые она уже когда-то видела. Круглолицый каменный великан, заглядывающий в пещеру, где она спала… Чёрная рука, которая тянулась к ней из темноты и вслепую искала её, шевеля длинными, похожими на гинз пальцами. Гинте было страшно, но она даже не пыталась спрятаться. Она знала, что её всё равно найдут. "Не бойся, не бойся, — шептал ей чей-то тихий, вкрадчивый голос. — Не бойся вечности, дитя. Вечный сон — не так уж и плохо… А если Трёхликая тебя разбудит, ты сможешь вечно наслаждаться своим бессмертием…" — "Не хочу! Не хочу!" — противилась Гинта, но какая-то невыносимая тяжесть давила ей на грудь и сковывала члены. Она чувствовала, как цепенеет тело, и знала — ей не вырваться. Однажды к ней подбежал золотой зверь и, лизнув ей руку, сказал: "Чего ты боишься? Мы снова вместе. Я так долго по тебе тосковал…" — "Синг! — обрадовалась Гинта. — Где ты был?" — "Как — где? — удивился зверь. — Я столько лет провёл на одном месте. И почему ты называешь меня чужим именем? Неужели ты не помнишь, как меня зовут?" — "Нури…"

Гинта проснулась. В соседней комнате плакал ребёнок. За окном горели огни, и все шторы были разукрашены мутными цветными пятнами. Раньше, помимо фонарей, Ингатам освещали диуриновые и хальционовые статуи. Теперь их обломки устилали границу Ингамарны и Спящих Земель. Слуги пока наставили в саду простых фонарей. Украшать Ингатам было некогда. С этим можно подождать до весны. Главное сейчас — осветить его получше. Вся Ингамарна сияла огнями. И не только Ингамарна. Люди повсюду сражались с темнотой. Ночь, тем более такая длинная и тёмная, — хорошее укрытие для врага. Мало ли откуда он ещё может появиться.

Снегопад, длившийся трое суток, закончился. Теперь хоть в саду не чернели ямы и глубокие борозды, которые оставили здесь ожившие изваяния. Припорошённый снегом Ингатам выглядел если и не нарядным, то, по крайней мере, не производил угнетающего впечатления.