— Им что — жалко? Они тратят силы на неудачные экземпляры, которые потом скармливают всяким тварям…
— Что бы ни случилось с неудачным экземпляром, материал, из которого он сделан, не пропадает.
— Не думал, что Нумарг так похож на торговку пирожками в валлондорнском парке, которая постоянно всё пересчитывает.
— Опять мальчишеские дерзости, — раздался знакомый насмешливый голос. — Всё это не имеет здесь никакого смысла.
Диннар только сейчас заметил смутную тёмную фигуру, парящую в воздухе недалеко от него.
— Сын мой, я уже говорил тебе, Амните нет места в настоящем. Эта душа получит другое тело и должна жить в другом мире. Здесь она была временно.
— Ей нет места в том мире, который она спасла?
— Торговаться с Нумаргом бесполезно…
— Тогда он ещё хуже той крикливой тётки в городском парке. С ней хоть можно было договориться. Я видел, как она давала беднякам в долг. Она способна жалеть других.
— Нумарг не может позволить себе такую роскошь, как жалость. Стоит ли подходить к нему с обычными людскими мерками?
— А может, ему стоит иногда поучиться у своих собственных творений, которых он наделил душами, способными любить, страдать и испытывать сострадание?
— Если хочешь, я передам ему твои слова. Бывает, взрослые любят дерзких детей больше, чем послушных.
— Послушные умеют слушать, но редко берут на себя смелость решать, предпочитая, чтобы за них решали другие. Возможно, это удобно, но только не для меня. Почему мы должны подчиняться этим владыкам судьбы? Разве наши судьбы — не сплетение божественной воли и человеческой? Стоило ли нас создавать, если мы должны быть только послушными?
Неожиданно налетевший ураган подхватил Диннара, как пушинку, и понёс прямо на скалы.
"Видно, не все взрослые любят дерзких детей", — подумал он, зная, что сейчас убьётся насмерть.
Но этого не случилось. Скала вдруг превратилась в густой горячий туман. Диннар начал задыхаться и потерял сознание.
Очнулся он на берегу какого-то странного озера. Оно скорее напоминало огромную лужу жидкой разноцветной грязи. Местами она кипела и пузырилась, но возле берега была спокойна. Диннар огляделся, и в первое мгновение ему стало не по себе. Его окружали фигуры людей и животных. Они выглядели, как живые, но были совершенно неподвижны. Диннар не понял, из какого они сделаны материала, но на ощупь он напоминал камень или обожжённую глину. Над всем этим плавали белые светящиеся облака, среди которых то и дело мелькали чьи-то смутные лики.
Диннар пошёл вдоль берега. Статуй стало меньше, зато повсюду лежали разноцветнее глыбы камня, груды чего-то, похожего на смесь песка и мокрой глины. Кое-где из земли торчали каменные растения, выполненные с необыкновенным искусством и радующие глаз свежестью красок.
Озеро неожиданно забурлило, поднялись сильные волны, которые одна за другой накатывали на берег, оставляя наносы разноцветного ила. Каждая волна имела свой цвет. Вот на берегу появилась белая гряда, потом жёлтая, оранжевая, лиловая, синяя…
"Ну и что дальше?" — подумал Диннар.
Он остановился возле огромной фигуры монстра, отдалённо напоминающего мангура. Кто всё это сделал? Зачем? И куда он вообще попал?
Чудовище вдруг зашевелилось, и Диннар отскочил в сторону. Выходит, они всё-таки живые… Нет, монстр не набросился на Диннара. Он просто начал изменяться. Твердый материал, из которого он был сделан, стал мягким, как глина, и кто-то невидимый лепил из него другую фигуру. Новое чудовище гораздо больше походило на мангура, чем прежнее.
— Ну и как тебе мастерская младших богов? — прозвучал сверху голос, который в последнее время уже стал Диннару надоедать.
Он поднял голову и увидел, что одно облако потемнело. Потом от него отделилась тень. Она спустилась на берег и быстро оделась плотью. Перед Диннаром стоял красивый юноша, в котором он сразу уловил сходство с собой.
— Как видишь, я стараюсь тебя не раздражать и даже принял облик того, кого ты признаёшь своим отцом. Танамнит был слишком слаб, чтобы бороться со мной, но всё же он победил. Я вынужден это признать. Демоны лгут гораздо реже, чем люди.
— Зачем ты преследуешь меня? Тебе доставляет удовольствие моя беспомощность?
— Ты опять ко мне несправедлив. Какой бы я ни был, отец не может испытывать удовольствие, глядя на страдания своего сына. Но неужели ты действительно признаёшь свою беспомощность? Неужели я зря только что старался убедить высших в обратном?
— Ты? Старался…