А мне так хотелось ласки от неё: мне хотелось, чтобы она придвинулась ко мне и обняла меня, крепко-крепко, чтобы я почувствовала её любовь ко мне и заботу обо мне, как в детстве. Двигались стрелки часов, отмеряя свой вечный ход. Тянулись минуты, а разговор не завязывался. Мне казалось я попала в какой-то сюрреалистичный мир, со своими непонятными загадками, недомолвками и плохой концовкой в итоге. Так я уже в нем.
Наконец молчание закончилось и мать, повернувшись ко мне, слишком пронизывающе взглянула на меня. Она заговорила низким, слегка хриплым, голосом размеренно и даже буднично:
— Давно нарушаете?
Я немного опешила от прямоты заданного вопроса.
— Это так важно? — ответила я вопросом на вопрос, начиная злиться.
Мать немного озадаченно взглянула на меня и положила сухие ладони с тонкими и длинными пальцами на мои, а я успела заметить, что цвет волос и глаз это не всё что есть между нами общего.
— Важно для того, кого ты любишь, — произнесла Ребекка, немного грустно.
Я не понимающе смотрела на неё и с тяжелым чувством ждала продолжения её фразы. А мать предательски медлила, я видела, как она морщится, ей тоже больно. А это значит… она меня все еще любит?
— Потому что время, которое тебе отпущено — истекает…
Я вздрогнула и по телу разлилось предательское онемение вперемежку со жгучим чувством неизбежного плохого предчувствия. Низ живота скрутило жутким узлом отчаяния, я силилась не заплакать. Паззл, состоящий из мрачного наития, ужасающих, холодящих душу снов, уроков демона и ангела, обрывков разговоров, легких намеков наконец-таки сложился. И я уже знала, что скажет мне моя мать дальше.
— Я это знала, предчувствовала… — пролепетала я под пристальным, резко ставшим холодным, взглядом Ребекки.
— И позволила себе самой влюбиться и полюбить тебя?
Мои глаза наполнились слезами, меня сейчас как-будто били по щекам, вылили ушат холодной воды и растоптали.
— А сердцу можно приказать? — слезы свободно текли, я и не думала сдерживаться.
Мать, как тогда ночью, тронула мои щеки и внимательно рассмотрела влагу, что у неё осталась на пальцах. По её лицу прошла судорога.
— Нельзя… — тихо выдохнула она, согласившись со мной.
Мать молчала, отвернувшись к камину, я слушала потрескивание огня и свои утихающие всхлипы.
— Я была молода, когда оставила тебя, Вики, и умерла, — неожиданно начала Уокер старшая, так что я вздрогнула и перевела взгляд на мать, — Мне всегда казалось, что я тебе чего-то не додала, я сильно переживала и украдкой бывала у тебя, уже будучи Непризнанной…
Я вздрогнула и мои глаза распахнулись шире, я силилась не заплакать. Мать продолжила:
— И я любила… — запнулась мать, — люблю вас с отцом, твой отец дорог мне, но сейчас уже как воспоминание о земной жизни, я горевала по нему ранее, но я и не предполагала, что найду здесь человека, которому буду важна и который полюбит меня также, как твой отец и даже сильнее, который пойдет ради меня на многое…
Она немного помолчала, собрав волосы и перекинула их на один бок. Мать сделала это неосознанно нежно, как будто подставляя шею для поцелуя, как-то вся умягчившись. Я невольно улыбнулась.
— Вообще я здесь была окружена сильными мужчинами: Сатана, Кроули, Геральд и… — она снова запнулась и произнесла следующее имя неосознанно с придыханием, — …и Фенцио.
Потом она как будто опомнилась и ее тело снова вытянулось в струнку.
— Решено было, что я буду Серафимом, первая из Непризнанных, Шепфа утвердил, а мне пришлось… пришлось… — она так и не закончила, поглядев на меня глазами одинокой волчицы.
— Тебе пришлось пожертвовать любовью… — закончила за неё я шепотом.
— Мне пришлось пожертвовать дорогим для меня здесь человеком, мне пришлось покинуть его, тем самым растоптав все его мечты о карьере и нашем совместном будущем, — произнесла Ребекка жутким голосом, от которого мне хотелось разрыдаться, потому что я почувствовала такую боль внутри этой хрупкой женщины, что в пору покончить с собой, — Мне пришлось стать жестокой, мне пришлось стать тем, кем я не являюсь, мне пришлось и саму себя растоптать…
И неожиданно эта крепкая на вид женщина разрыдалась. Я медлила лишь секунду и, подсев поближе, крепко обняла её, пытаясь успокоить. Мать в моих руках вытянулась в струнку, но потом обняла в ответ. Она рыдала, а у меня снова возникло впечатление нереальности происходящего, я смутно что-то понимала, но до сознания это не доходило. Пока я не вдохнула аромат волос матери.
Я резко отскочила от неё и теперь с ужасом смотрела. Ребекка непонимающе уставилась на меня вначале, но затем медленно вздохнув, произнесла:
— Ты догадалась… — не спросила, а утвердила, её глаза вновь стали колюче жесткими, слезы, казалось, сами по себе высохли на этой женщине со стальной хваткой.
— Это ты… ты убила меня, — прошептала я, с изумлением заметив, что в моих глазах нет слез, мою грудь разрывало от эмоций, а заплакать я не могла, казалось, если я это сделаю, то слезы, как стекло, разрежут моё лицо в кровь.