Глаза цвета моря (СИ)

Она стянула штаны и, совершенно нагая, встала над ним. Дрожь прошла по её телу, когда головка стоящего налитого члена коснулась покрытой темным пушком киски. Аннекен закрыла глаза и медленно, помогая обеими руками, приняла его в пульсирующее от жажды лоно. Голова закружилась, Аннекен вскрикнула, задохнувшись, когда, проникнув в неё почти целиком, горячая плоть надавила на какую-то точку внутри. Тело девушки сотрясла дикая судорога наслаждения, настолько глубокого и сильного, что на сей раз она потеряла сознание, повалившись на песок.

Когда она очнулась, он сидел рядом, трогая обмякший член, словно ребенок, пытающийся понять, что это за странная штука и зачем она нужда. Сев рядом, девушка убрала прядь волос с высокого лба пирата и улыбнулась.

-Да, на сей раз «клин клином» сработал. Никогда не думала, что скажу это, но…спасибо тебе, Хлыст!

Он словно понял её благодарность, неожиданно протянул руки и погладил её по лицу тем же жестом, что она касалась его. Аннекен вытащила из-за пояса нож и перерезала веревки за запястьях. Обрезки упали на песок. Аннекен поднялась и помогла подняться пирату.

-Идем, Хлыст. Посидишь в пещере, а я схожу на охоту.

========== 3. ==========

Снова потянулись дни. Освобожденный Аннекен пират не делал попыток сбежать или что-то изменить. Всё таким же бездумным оставался его взгляд. Всё так же рассеянно-нежны его ласки. Теперь Аннекен иногда играла с ним, словно с большой куклой. Заметив, что у него начала отрастать борода, она побрила его, правда с непривычки пару раз порезала, но он даже не отреагировал на порезы. Она и раньше ловила себя на мысли, что ей нравится касаться его тела, теперь она не пыталась отогнать от себя эти желания. Иногда долгими вечерами она сидела, пытаясь проникнуть сквозь дымчатую паутинку расфокусированного взгляда в поврежденное сознание пирата. Временами ей казалось, что она замечает пробески мысли в этом взоре, но снова и снова убеждалась, что это ей почудилось.

-Чтоб тебе, Рэтбоун, - грустно сказала она однажды, когда проснувшись среди ночи, обнаружила, что он приткнулся ей под спину, пытаясь согреться (резко похолодало, видимо, сменялись сезоны). Он лежал, свернувшись калачиком и сунув большой палец в рот, как ребенок. Аннекен вздохнула и стянула с себя одеяло, сшитое жилами из шкур двух оленьков (эти зверьки в изобилии водились на острове, куда их забросила судьба), накинув на продрогшего пирата, поплотнее укутала его, обняв большое, доверчиво прижавшееся к ней тело. Вдвоем было теплее и, пригревшись, она крепко уснула. С той ночи они спали вдвоем, тесно прижавшись друг к другу. Но на охоту она по-прежнему ходила в одиночку, оставляя его в пещерке.

Прошло около месяца с того дня, как судьба забросила их на этот небольшой остров. Аннекен, предвидя день, когда закончатся её запасы пороха и пуль, смастерила себе копье из молоденького деревца, обожгла заточенный конец на огне, закалив его, и вскоре научилась неплохо метать. Она охотилась в основном на оленьков, но попадалась ей и другая дичь. Однажды она убила змею, видимо, родственницу того самого питона, что пытался поживиться Рэтбоуном в первый день их пребывания на острове. Её мясо оказалось неожиданно очень вкусным, немного напоминая курятину, но без специфического запаха. Девушка заготовила его впрок, прокоптив над костром, а из шкуры чудовища смастерила одежду для себя и для пирата. Она приучила Рэтбоуна выходить на её голос и теперь он встречал её, стоя у пещеры. Аннекен часто задумывалась об их дальнейшей судьбе, но должна была признать, что присутствие пирата во многом помогало ей не сойти с ума, оказаться в одиночестве на маленьком островке Бог весть где и без надежды на возвращение домой было бы очень тяжело. Если поначалу она боялась, что однажды Рэтбоун очнется от того состояния, то теперь страх понемногу уходил. Она даже по-своему привязалась к нему. Хотя ей было странно думать об этом. Перед глазами вставало лицо отца Жана, лицо Мари, лица женщин, замученных Хлыстом. Но она утешала свою совесть тем, что перед ней лишь оболочка чудовища, а душа его блуждает где-то далеко и вряд ли вернется обратно. Иногда она была нарочито груба с ним, но наталкивалась лишь на какое-то детское недоумение, спустя секунду сменявшееся обычной безмятежностью. Иногда, жестоко терзаемая жаждой плоти (особенно часто это случалось перед переменой погоды и в полнолуние), она нарочно возбуждала его, лаская его член, он всегда отзывался на эти ласки. Но всегда сверху была она.