— Сам ты малахольный! — выпалила его любовь и бросила в него куском кизяка.
— Погоди, — взмолился Токе, все еще пытаясь дойти до сути. — Он же сам мне рассказал, как они с ювелиром этим от гайенов драпали, караван бросили!
— Драпали! Поганое слово с поганого языка! Да! Они бежали! Отбили у врагов коней и бежали! Но когда больше не было уже надежды, когда защитники были перебиты… А знаешь, сколько там было гайенов? Два корабля!!! Убирайся с глаз моих, ты, завистливый, злоязычный, дрянной мальчишка!
Последние слова ударили Токе уже в спину. Бледный, со сжатыми кулаками и полными слез глазами, он шел к отцовским возам, где чистил лошадей не подозревающий о разыгравшейся у костра сцене Кай. Обиходив Мастерова Кекса, он начал соскребать слой пыли и пота с полукровки Гренки. Кобыла показала наконец миру свои необычные, похожие на коровьи пятна, но Токе их не оценил. Перед газами его все плыло. На полном ходу он бросился на Кая, развернул его, вцепившись в плащ, и прижал спиной к стенке фургона:
— Ты что, герой хренов, истребитель гайенов, наврал мне с три короба?! Дурака решил из меня сделать?! — орал Токе прямо в ненавистную, скрытую под капюшоном даже в прохладе вечера рожу. — Ты поэтому глаза прячешь?! — Он потянулся рвануть дурацкую тряпку… Но поймал только воздух. Припертый к стене парень, неизвестно как, вывернулся из захвата и теперь спокойно стоял чуть поодаль:
— Я не врал.
— Да, а кто же тогда врал?! Твой хозяин, золотых дел мастер?
— А что он сказал?
— А что вы — герои, что вы гайенам дали бой и айранов этих у них в схватке отбили… Или слова твоего хозяина такие же фальшивые, как его золото?
— Ты не знаешь, о чем говоришь. — В голосе из-под капюшона прозвучали угрожающие нотки, вся закутанная в плащ фигура словно подобралась. — Слову Мастера Ара должно верить.
— Тогда выходит, ты врун и подлец! — С этими словами искатель справедливости бросился на Кая, но встретил только воздух и растянулся в пыли.
— Оставь, Токе!
Но тот не слышал. В ушах у него шумела кровь, и он снова прыгнул на обидчика, целясь кулаком куда-то под капюшон. Руку Токе словно зажало в тисках, вывернуло, и он, нелепо кувыркнувшись, пропахал носом песок. Перед глазами у него завертелись звезды: слишком рано сегодня стемнело. Но парень снова поднялся и, несомненно бросился бы в атаку, если бы несколько пар сильных рук не удержали его, вывернув локти.
— Довольно! — прогремел голос Урмана, а за его спиной послышался бас Эсгера:
— Что здесь происходит? Сын, почему у тебя кровь?
«Кровь? — подумал Токе. — Ну точно, расквасил себе нос, недотепа, а до хмыря этого даже не дотронулся!» В глазах у него прояснилось, и он увидел, что «хмыря» тоже держат несколько рук, но скорее символически, потому как стоял он спокойно и попыток вырваться не делал. Эсгер наконец добрался до сына сквозь толпу и как следует тряхнул его за шиворот:
— Что ты опять натворил, Токе?
— Он… Я… — Парень беспомощно замолчал. Его внезапно осенила мысль, что между словами Кая и его господина, в общем-то, не было большой разницы. Вся разница была в том, как подавали они одну и ту же историю… «Может ли быть так, что оба не лгут, оба говорят правду? Может ли быть две разных правды?» — тут Токе совсем запутался. Спасло его появление золотых дел мастера:
— Прошу прощения за беспокойство, Урман-батырь, — черной тенью скользнул он сквозь толпу к своему слуге. — Этого больше не повторится, ведь верно, Кай? Как ты мог избить сына человека, чью воду ты пьешь?!
— Да я и пальцем его не… — Затянутая в перчатку рука наотмашь смазала по затененному капюшоном лицу, и слуга сплюнул кровь.
— Этого больше не повторится, верно? — мягко повторил Мастер Ар, и от его негромкого голоса у собравшихся почему-то мурашки побежали по коже.
— Да, господин, не повторится, — без выражения подтвердил Кай.
— Вот и хорошо, — заявил Урман, оглядывая разошедшихся юнцов. — Потому что драк в караване я не потерплю! Еще раз сцепитесь — и я вас стреножу, как мулов! Это ясно?
— Ясно, — пробурчали нехотя оба.
— Тогда просите друг у друга прощения. Ну!
После небольшой заминки Кай шагнул навстречу Токе, вытянув руки ладонями вверх:
— Прости, я не хотел причинить тебе вреда.
Токе ощутил на себе ожидающие взгляды собравшихся как физическое давление. Интересно, а Майкен что, тоже здесь, смотрит? От этой мысли ему захотелось взвыть, поделать было нечего. Он тоже вытянул руки вперед, открыв ладони:
— Прости и ты меня, — и сжал ждущие руки недавнего противника. Ребро твердой ладони Урмана разбило пожатие:
— Теперь между вами нет обиды.
Караванщики, тихо переговариваясь, стали расходиться.