Глаза зверя

— Да, Асет умная девочка. И Коран она знает лучше иного муллы. Но послушай меня, Сулейман, ты взрослый мужчина и понимаешь, к чему могут привести эти встречи. Асет девочка впечатлительная. Она пишет стихи, и у нее хорошая фантазия. Вот я и боюсь, как бы она себе чего-нибудь не нафантазировала про тебя.

Сулейман пожал плечами:

— Не понимаю, чего ты боишься, Султан. Мы просто разговариваем.

— Чего я боюсь? — В глазах Бариева замерцал недобрый огонек. — Понимаешь, Сулейман, — медленно сказал он, — фантазия — вещь хорошая. Но она хороша в мирной жизни, а на войне она вещь плохая. Она мешает выполнять приказы.

— А, вот ты о чем, — догадался Сулейман. — Боишься, что Асет затоскует по мирной жизни и не захочет умирать ради Аллаха?

Бариев усмехнулся плотно сжатыми губами. На его щетинистых скулах заиграли желваки.

— Ты правильно меня понял, Сулейман. Ты вообще умный парень, но ведешь себя как последний дурак. Ты что же думаешь, я не вижу, что происходит? Ты смущаешь ее ум. До твоего приезда она готова была идти туда, куда ее пошлют, и сделать то, что ей прикажут. В ее глазах не было сомнения. А теперь ее глаза замутнены мыслью. Она уже не хочет умирать, Сулейман. Еще немного — и она откажется от рая и забудет о погибшем брате, которого должна спасти. Хава недовольна. Она говорит, что ты можешь испортить все, на что она потратила долгие месяцы.

— Ты слишком высокого мнения о моих способностях, Султан, — шутливо ответил Сулейман. — Мне просто приятно с ней поболтать, вот и все.

Бариев, сверля Сулеймана своими черными, жестокими глазами, медленно покачал головой:

— Не то ты говоришь, Сулейман. Ой не то. Ну да ладно, не буду больше с тобой спорить. Ты мой боец, поэтому я запрещаю тебе встречаться с девчонкой и говорить с ней. С сегодняшнего дня вы с ней будете ходить разными тропами. — Взгляд Бариева стал жестким и неприветливым. — Ты меня понял, Сулейман?

— Да, Султан, я понял тебя.

— Тогда иди и не забывай о моих словах.

Сулейман повернулся, чтобы идти, но Бариев окликнул его:

— Подожди.

Сулейман остановился и оглянулся:

— Что, Султан?

— Ты хотел убивать кяфиров. Скоро ты сможешь это сделать.

— Как? — не понял Сулейман. — Где?

— В Москве. Через несколько дней ты поедешь туда и сделаешь то, что должен. А сейчас иди и не задавай лишних вопросов. И будь хорошим учеником, если хочешь, чтобы Аллах отблагодарил тебя.

11

В этот вечерний час в ресторане «Китайская кухня» было людно. Компании китайцев заняли большие круглые столы в центре зала и поедали белоснежный рис с одними только им известными специями. Они смеялись и шумно обсуждали прошедший день (большинство китайцев держали палатки на местном вещевом рынке). Русских тоже было достаточно. За маленькими столиками в тени бумажных светильников сидели парочки, запивая сливовым вином свинину с ананасами, бамбук, жареного угря и прочие экзотические блюда с неуловимыми на русский слух названиями.

Войдя в зал, Чача оглядел зал в поисках Алмаза Рафиковича. Тот сидел за своим обычным угловым столиком и пил китайское пиво, лениво поглядывая по сторонам. Вид у него при этом был настороженно-расслабленный, как у дремлющего кота, готового в любой момент сорваться с места, чтобы напасть на добычу или задать стрекача.

«Он и без Лобова опасный человек», — подумал Чача, вспомнив, как виртуозно Алмаз владеет ножом-балисонгом. Чача и сам умел пользоваться холодным оружием, но предпочитал огнестрельное — выстрел действовал вернее, чем удар ножом.

Чача приклеил к губам фальшивую улыбочку и направился к Алмазу Рафиковичу.

— Здравствуй, Алмаз, — поприветствовал он брата по оружию.

— А, Чача. — Нигматзянов прищурил и без того узкие глаза и крепко пожал лысому щеголю руку. — Присаживайся, я закажу тебе пива.

Чача сел за столик, посмотрел на бутылку с иероглифами и сказал:

— Спасибо, но что-то не хочется. Я уж лучше сока. — Он подозвал официантку и заказал яблочный сок с мякотью. Затем вновь повернулся к Нигматзянову: — Что-то случилось, Алмаз?

— Случилось, — ответил Алмаз Рафикович. — К нам поступил еще один заказ.

— Вот как? — Чача заметно приободрился. — От кого?

— Все от того же, — мрачно ответил Алмаз Рафикович.

— Значит, хорошие деньги платят, а?

— Платят-то платят. Да я чувствую себя шлюхой.

— Шлюха — это которая дает в подворотнях, — с усмешечкой заметил Чача. — А за бабки, которые нам платят, мы можем называть себя честными давалками.

Алмаз Рафикович неприязненно поморщился:

— Опять несешь всякую чушь. И чему тебя только в университете учили?

— Уже не помню, — ответил Чача. — Давно это было, не в этой жизни.

— Что верно, то верно, — грустно кивнул Алмаз Рафикович. — В этой жизни ты умеешь только глотки резать и шуточки пошлые отпускать.

— Шуточки мои никому не мешают, а перерезанные глотки зачтутся мне на том свете.

— Они тебе и на этом неплохую прибыль приносят.

Подошла официантка и поставила перед Чачей узкий стакан с яблочным соком.

— Приятного аппетита! — вежливо пожелала она.

— Спасибо, золотце, — улыбнулся в ответ Чача.

Он проводил официантку жадным взглядом, затем покачал головой и поцокал языком:

— Хороша девочка!