Глаза зверя

Поремский подошел к чайнику и нажал на кнопку.

— Видишь? — с усмешкой сказал он Матвею. — Не все так плохо. Кстати, не расслабляйся. У тебя впереди еще один разговор.

— С Бариевым?

— Угу.

Матвей глянул на часы:

— Через полчаса, да? Он ведь должен выйти на связь в семь тридцать?

— Угу, — кивнул Поремский. — Пока попей кофе. Да и сними ты эту гадость. — Он показал на бородку и парик.

Матвей покачал головой:

— Пока не буду. Хочу разыграть своих в театре.

— Ой смотри, — предостерегающе сказал Поремс-кий, — заметут тебя с такой рожей на улице, а у тебя и паспорта под эту вывеску нет. Будешь потом доказывать ментам, что ты не верблюд, а артист разговорного жанра.

— Ничего, отобьемся.

Вода в чайнике вскипела. Поремский сурово посмотрел на Камелькова, тот вздохнул и пошел к столу делать всем кофе.

— Инструкции помнишь? — обратился Поремский к Матвею.

Тот снисходительно улыбнулся:

— Владимир Дмитриевич, у меня ведь профессиональная память. Бывало, я за один вечер зазубривал наизусть десятистраничные тексты. Как-нибудь справлюсь.

— Я смотрю, ты уже вошел во вкус, — заметил Поремский. — Это хорошо. Но особо не увлекайся. Утром ты беседовал с Мусой, а Муса — это так, шестерка, проводник. Бариев — дело другое. Они с Алмазом Рафиковичем — старые знакомые и хорошие приятели. Если он спросит т^Абя о чем-то, чего ты не знаешь, мы устроим тебе помехи. Если будешь затрудняться с репликой или ответом, подай знак — мы тоже подпустим в трубку шорохов.

— Не волнуйтесь, Владимир Дмитриевич, я его манеру изучил. Вон даже Лобов сказал, что похоже.

— Будем надеяться.

Поремский нахмурился и взъерошил ладонью светлые волосы.

— Господа! — окликнул коллег Камельков. — Кушать подано! Садитесь жрать, пожалуйста.

На столике перед ним стояли четыре чашки с дымящимся кофе. В вазочке лежали конфеты и оставшиеся утренние булочки.

2

Султан Бариев сидел за складным походным столом с кружкой чаю в руке. Глаза его мрачно поблескивали. Час назад он беседовал по телефону с Нигматзяновым. Голос старого приятеля показался ему странным и неуверенным. К тому же связь была плохая, то и дело в разговор вмешивались какие-то непонятные шумы и помехи. Да и операция, которую замыслил Алмаз, не вызвала у Бариева большого восторга. Алмаз уверял, что знает отходные пути, однако Бариев сильно в этом сомневался. Не то чтобы он не доверял Нигматзянову, просто для подготовки такой операции требовалось много времени, и Алмаз, так же как и Бариев, прекрасно это знал. Он никогда не отличался поспешностью и всегда жалел своих людей. А тут готов был бросить их в самое пекло без раздумий и разговоров.

Новость о том, что Асет не справилась с заданием, тоже изумила Бариева. У девчонки был стержень, у нее были принципы и упрямство, чего не хватало многим мужчинам-бойцам. Даже если бы она испугалась или передумала спасать брата, она бы все равно довела дело до конца. Она бы гнала от себя прочь все сомнения и дурные мысли. Бариев знал таких девочек. Асет была умнее других, однако ум в сочетании с упрямством и принципами давал поразительный результат. Там, где глупая фанатка впадает в истерику и отступает, умная и принципиальная идет до конца. Даже если она начала сомневаться в правильности своих принципов — она не остановится, а, наоборот, прибавит шагу, чтобы все поскорее закончилось.

С такими мыслями сидел Бариев, когда в палатку вошел Сулейман. Бариев поднял на него мрачный взгляд и заставил себя улыбнуться:

— А, Сулейман. Заходи, заходи. Ну, как идут дела?

— Нормально, — ответил Сулейман, присаживаясь на стул.

— Чаю хочешь?

— Нет, я уже пил.

Бариев некоторое время молчал, не в силах расстаться с мучившими его мыслями и сомнениями. Потом тряхнул головой, отхлебнул чаю, посмотрел на Сулеймана и спросил:

— Ты, наверное, хочешь знать, как справилась с заданием Асет?

Сулейман промолчал. Он бы и рад был что-нибудь сказать, но не мог, при одной мысли об Асет к горлу Сулеймана подкатывал ком — он боялся заплакать.

Бариев внимательно разглядывал его лицо.

— Ты был очень привязан к этой девочке, да? — спросил Бариев и, не дождавшись ответа, вздохнул: — Я тоже, Сулейман, я тоже. Она мне была почти как дочка. А какие она писала стихи! — Бариев закрыл глаза и покачал головой.

— Она погибла? — тихо спросил Сулейман.

Бариев вновь вздохнул, еще тяжелее прежнего, и удрученно покивал головой:

— Да, брат, Асет больше нет. Но она отправила в ад много неверных. Ей есть что рассказать Аллаху.

Внезапно в душе Сулеймана поднялась волна ярости и злости. Глаза его высохли и теперь блестели сухим, жестоким блеском.

— Султан, ты позвал меня сюда, чтобы рассказать об Асет? — спокойно спросил он.

От Бариева не укрылась перемена, произошедшая в душе Сулеймана, и он внутренне похвалил себя за правильный тактический ход. Между тем Сулейман ждал ответа, и Бариев покачал головой:

— Нет, Сулейман. Я позвал тебя, чтобы рассказать о твоем задании.

— Задании? — прищурился Сулейман.

Бариев утвердительно кивнул:

— Да. Завтра утром ты едешь в Москву. С тобой поедут Сайд и Георгий. Вам предстоит большое дело, Сулейман. Твой отец сможет тобой гордиться.