– Но ведь не из-за этого же все расстроилось? – спросила она.
В двери автомата загрохотали еще громче.
– Не знаю, – сказал я, – может, это было поводом, но тут, наверно, замешано многое такое, чего мне не понять. Дай отбой, Сабиночка, не то этот взбешенный представитель германской расы, там за дверью, еще прикончит себя. Страна кишмя кишит злодеями.
– Обещай, что ты придешь, – сказала она, – и помни: твой суп весь день стоит на плите. – Я услышал, как ее голос упал, она успела шепнуть: – Какая подлость, какая подлость! – но, очевидно, забыла положить трубку на аппарат и бросила ее на столик, где обычно лежит телефонная книжка. Я услыхал, как тот тип сказал: «Ну наконец-то!» – но Сабина уже ушла. Я нарочно заорал в телефон:
– Помогите! Помогите! – визгливым тонким голосом, и этот тип попался на удочку, взял трубку и спросил:
– Чем могу быть полезен? – Голос у него был серьезный, сдержанный, очень мужественный, и я почувствовал, что он сейчас ел что-то кислое – маринованную селедку или что-то вроде того. – Алло, алло! – сказал он, и я сказал:
– Вы немец? Я принципиально говорю только с чистокровными немцами.
– Отличный принцип! – сказал он. – Так что же с вами такое?
– Ужасно беспокоюсь за ХДС, – сказал я, – надеюсь, вы всегда голосуете за ХДС?
– Но это же само собой понятно! – сказал он обиженно.
Я сказал:
– Теперь я спокоен, – и повесил трубку.