Глазастая, ушастая беда

– Каждый день незадолго до отбоя Розалии кто-то звонит. Она выходит разговаривать в предбанник, туда, где туалет, беседует тихо. Но я кое-что слышу и поняла, что кто-то требует у Шлаг деньги. Она обещает их отдать, когда выйдет из больницы, возвращается в палату, ложится, и вскоре ей становится дурно. Думаю, давление у соседки повышается из-за общения по телефону. Заберите у нее мобильный и посмотрите, что произойдет в восемь вечера.

Кардиолог попросил Шлаг отдать ему свой телефон, придумал, что хочет проверить излучение, которое исходит от сотового. И что? В двадцать с минутами у Розалии слегка подскочило давление, но тут же пришло в норму. Медсестра ей не понадобилась. Возможно, Розалия Львовна ожидала неприятного разговора, от одной этой мысли ей стало нехорошо, но потом больная вспомнила, что трубки у нее нет, и успокоилась.

– Вам надо выяснить, кто нервирует вашу мать, и избавить ее от этого человека, – объяснил кардиолог.

Глава 24

Юра насел на маму, и та после долгих уговоров рассказала ему правду:

– Я тебя никогда не рожала. У меня были проблемы со здоровьем, они не позволили мне забеременеть.

Молодой человек ожидал чего угодно, но только не этого.

– Я не твой сын? – обомлел он. – А чей? У папы была любовница, это она меня родила?

– Нет, – ответила Розалия, – пожалуйста, выслушай меня, а уж потом решай, как поступишь.

Госпожа Шлаг рассказала Юре, что они с Давидом Моисеевичем очень хотели детей, но жена никак не могла забеременеть. А потом Давид пришел к ней с предложением:

– Розочка, мы можем получить прекрасного мальчика, ему четыре годика. Мотя Зильберштейн работает помощником у академика Константина Митова. Его лаборатория сейчас проводит испытания новых методов для улучшения мозговой деятельности детей с умственной неполноценностью.

– Испытания! – всплеснула руками Розалия. – Да еще на малышах! Неужели нашлась мать, которая согласилась предоставить свое дитя для опытов?

– Розочка, – стал вводить жену в детали Давид, – некоторые люди всех своих младенцев охотно продадут. Но Митов покупает сирот.

– Покупает? – ужаснулась жена. – За деньги?

– Уж не за кожуру апельсинов, – хмыкнул муж. – Объясняю суть. Порой на свет появляются дети с патологией. Они страдают потерей речи, не ходят, им никогда не научиться грамоте. Прости, дорогая, за некорректное сравнение, но они как живые покойники. Некоторые матери, узнав, кто у них родился, оставляют чадо в роддоме, потом оно попадает в особый интернат. Среди отказников есть перспективные малыши. Если им уделить должное внимание, пригласить опытных врачей, учителей, массажистов и еще тьму специалистов, ребенка можно поставить на ноги, социализировать, но это требует больших сил и денег. У приюта ни того ни другого нет. Поэтому те, кто мог бы вести более или менее нормальную жизнь, просто лежат в кроватках. Как правило, такие дети не доживают до семи-восьми лет. Митов отбирает двоих-троих из тех, кого можно реабилитировать, и… Понятия не имею, что он делает, не все его подопечные выживают, но кое-кто не умирает. Мотя объяснил, что примерно через год они выглядят и ведут себя так, словно появились на свет здоровыми. Метод Митова официально не разрешен, он пока находится в стадии эксперимента. Детей Константин Алексеевич, как я уже говорил, берет в специнтернате, но он не имеет законного права взять воспитанника, поработать с ним и вернуть, пусть даже и вполне нормальным. Поэтому ребенка оформляют как умершего. А Митов, получив нужный результат, более не нуждается в подопечном.

– Матерь божья! – ахнула Розалия.

– У крошек ужасные диагнозы, их смерть никого не удивляет, – вздохнул Давид Моисеевич, – прости, дорогая, я не владею всеми подробностями. Знаю только общую схему. Наверное, заведующая интернатом делится с теми, кто выписывает справки о смерти.

– А что происходит с ребятками, которые уже не нужны Митову? – дрожащим голосом осведомилась Розалия.

– Самый актуальный вопрос, – похвалил ее Давид, – профессор их продает.

– Бедные крошки, как рабы на рынке, – взвилась супруга.

– Солнышко, согласись, это лучше, чем умереть в интернате, остаться без шансов выжить, – возразил Давид, – деток забирают разные люди. Сейчас у Константина Алексеевича есть мальчик Владимир Жуков. До того как Митов его отобрал, он в два года сидеть не умел. Сейчас ему вот-вот исполнится четыре, он бойко говорит, поет, танцует. Профессор им очень гордится, пока Жуков его лучший результат. Мать Вова не помнит, потому что она от него в роддоме отказалась. Эксперимент Митова длится не один год. Первой группе детей сейчас по семь-восемь лет, те, кто выжил, обрели семьи, развиваются нормально. Но надо с детьми постоянно заниматься. Возможен ли обратный откат к умственной неполноценности? Никто не знает. Рискнем? Возьмем к себе Юрия Давидовича?

– Да, – твердо ответила жена, – мне нравится имя Юрий. Много денег надо заплатить?

– Ничего, заработаю, – заверил Давид, – я известный стоматолог, а зубы у людей болят во все времена. Без куска пирога не останемся.