Глеб Белозерский

- Храмы строим, прихожан окормляем, в том числе и весян. А увидишь весянина… На груди - крестик на шнурочке, в храме усердно молится. И наговорит тебе три короба всякой непотребной всячины. Почитает лесного дедушку, делает жертвоприношения скотом…

- Можешь не рассказывать, князь. Все это мне ведомо. Остатки язычества не легко быстро искоренить. В таком деликатном деле сила, гневный окрик не есть средство успешной борьбы.

- В чем же средство?

- В неустанном труде наших пастырей, просветительстве, распространении грамотности.

- На севере во многих храмах можно увидеть рядом с иконами деревянные статуи или человекоподобные фигуры святых. Среди них встречается даже Христос. Я знаю, что среди духовенства идет великий спор. Кое-кто сравнивает такие фигуры с языческими идолами и утверждает, что наша религия может признавать только плоскостные изображения святых, суть иконы.

- Все верно, князь Глеб. Ведется такой спор. Я не принадлежу к сторонникам крайностей. Весяне не забывают своих языческих идолов, но ходят в православные храмы и молятся христианским святым. Значит, тянутся к нашей вере. Это все же лучше, ежели они были бы чистыми язычниками.

- А как мы, владыка, должны отнестись к появлению в храме человекоподобных фигур, пусть они и создают образы почитаемых святых?

- Все-таки святые почитаются, хотя бы и в образе деревянных статуй. Закроем глаза на то, что это статуи, а не иконы. Это все же лучше, чем поклонение языческим идолам. Язычество так быстро не отомрет, по одному мановению моей руки или твоей. Запретный плод, говорят, сладок. И с этим придется мириться.

- Как же я должен относиться к статуям в храме? Закрывай на них глаза, коли они тебе не по душе.

- А что я должен делать, коли весянин вспоминает с благоговением не Богородицу, а своего языческого бога Белеса?

- Скажи ему - почитай. Только ты весянин ошибаешься: то не бог Велес, а святой Власий, покровитель скота. А ошибаешься потому, что имена схожие - Велес, Власий.

- Так ты призываешь, владыка, приспособить православие к язычеству.

- Вовсе нет, князь. Я рассуждаю так. У весянина стихийно зарождаются в уме зачатки истинной веры. В его язычестве мы улавливаем образы, похожие на наших святых. Церковь должна снять с представлений весянина весь этот налет искаженности и привести его к истинной вере, придать его представлениям благоразумный вид. Понятно я говорю?

Глеб убедился, что владыка Кирилл является искушенным и гибким политиком, считавшимся со сложными условиями жизни и деятельности церкви на русском севере. Сложность эта определялась живучестью языческих представлений веси, да и не только веси. По существу, здесь господствовал причудливый сплав православия и язычества. Владыка Кирилл выступал как поборник мирного врастания православной веры в языческую среду без применения каких-либо насильственных мер. Достиг ли он своей цели?

(Чтобы ответить на этот непростой вопрос, обратимся к свидетельствам замечательных русских фольклористов, братьев Соколовых, составителей капитальной книги «Сказки и песни Белозерского края». Книга была издана в итоге двух поездок собирателей фольклора в белозерский край в начале прошлого века. В предисловии к книге ее составители писали о живучести языческих пережитков в крае. Подчеркиваем - речь идет, казалось бы, о не слишком далеком от нас времени. «Взгляды крестьянина на мир веют далекой стариной. Сколько в том крае неизжитого язычества, частью сохраняющегося только в крестьянской среде, но частью еще поддерживаемого другими сословиями, между прочим сельским духовенством»).

Владыка Кирилл отбыл в Ростов, провожаемый всем белозерским духовенством. На следующий день князь Глеб разослал тиунам ближайших волостей распоряжения собрать команду землекопов на сухонскую излучину. Через некоторое время и сам отправился туда, чтобы самолично следить за работами.

Низменная излучина поросла кустарником: тальниками, ольхой и березками. Кое-где заросли сменялись невысокими голыми песчаными холмами. В самом узком месте ширина излучины не достигала и одной версты. Здесь Глеб Василькович и дал команду рыть канал, достаточный для того, чтобы свободно могли разойтись два вместительных дощаника.

Работа двигалась без промедлений, так как каждый землекоп стремился поскорее вернуться к своим близким и к своему хозяйству. К концу сентября канал короткой протяженности был открыт. Оставалось лишь разрушить неширокие земляные перемечки, закрывающие вход и выход в Сухону.

Как-то внимание Глеба привлек немолодой землекоп, неопрятный, обносившийся.

- Чьих будешь?

- С Волги.

- А как к нам попал?

- Долгая история. Вряд ли тебе князь интересно будет слушать.

- Это уж мне дозволь судить. Назови свое имя.

- Филат я.

В другой раз землекоп назвался Фофаном.

- Так кто же ты все-таки, Филат или Фофан?