Гленн Тарнер Заячья Губа

На следующий день он издал из своей орландской штаб-квартиры рескрипт-предупреждение: «Если меня не оставят в покое, я расчленю мою империю на пятьсот фирм. Федеральному правительству и властям штатов придется возбудить уголовные дела против каждой из них. Я парализую юридическую систему страны еще невиданным кровопусканием времени и денег. Я задушу ее путами волокиты».

Угроза, видимо, подействовала. От Тарнера отступились. А сам Гленн Заячья Губа продолжает неудержимо наступать широким фронтом…

***

Главный герой мифологии американизма — разбогатевший бедняк, чистильщик сапог, ставший мультимиллионером, продавец газет, добравшийся до президентского кресла. Короче, селфмейдмен[22]. По своим «анкетным данным» Гленн Тарнер выкроен для самой верхотуры долларового Олимпа. Он великолепно сочетает — отчасти интуитивно, отчасти в результате холодного расчета — сентименты былого с ритмами настоящего. Недаром Заячью Губу называют «анахронизмом времен тентов Чаттануги» (эпоха освоения «дикого Запада»), приладившим реактивные моторы к своей телеге, которую раньше тащила пара мулов н с облучка которой он рекламировал свои товары, а когда прогорал — проповедовал слово божье. Любители психоанализа и сюрреализма рисуют Тарнера многоголовой гидрой и многоруким бонзой, вобравшим в себя черты евангелиста Билли Санди, железнодорожного магната Эндрю Карнеги, циркового антрепренера Бэрнама и фашиствующего расиста-популиста Хью Лонга.

И тем не менее новейшие издания жития американских святых предпочитают стыдливо замалчивать имя Тарнера. Хрестоматийный герой изымается из букварей свободного предпринимательства. Почему? Теософы американизма утверждают: деньги Заячьей Губы пахнут. Они не хлорированы респектабельностью. Между ним и теми, у кого он отбирает «баки», нет системы фильтров и шлюзов условностей. Так, мол, не поступали даже «бароны-разбойники» — два Джона-старших; Рокфеллер и Морган.

В этих утверждениях теософов американизма есть большая доля истины.

В самом деле, когда тебя грабят Рокфеллеры, ты говоришь: «Меня ободрал, как липку, «Чейз Манхэттен бэнк» или «Стандард ойл оф Нью-Джерси». Когда же тебя грабят «Коскот» или «Смей быть великим», ты возмущаешься: «Этот пройдоха Тарнер залез в мой карман». С первыми ты соприкасаешься через биржу, и если горишь, то не один, а, так сказать, в компании. Ты не сетуешь: «Меня обокрали», ты сокрушаешься: «Я обанкротился». Страдательное начало уступает место невезению, неумению и так далее. Тебе не на кого пенять, кроме как на самого себя.

Тарнер, наоборот, вопиющий антипод анонимности. Если Рокфеллеры и Морганы недоступны, как древнеегипетские жрецы, Тарнер, подобно Христу, дает каждому прикоснуться к своим язвам. Первые окружают себя менеджерами, второй — «пророками». Первые завлекают вас «народным капитализмом», второй обещает сделать капиталистом лично вас.

И в этом неодолимая сила Заячьей Губы, его легендарная неудержимость. Сейчас в Соединенных Штатах более тридцати миллионов человек владеют акциями, а через пенсионные фонды, муниципальные консоли и прочие приводные финансовые ремни — еще шестьдесят миллионов. Но подавляющее большинство американских акционеров не являются капиталистами и не чувствуют

себя таковыми — ни элементарными, ни «народными». Если раньше владение акциями создавало иллюзию сопричастности к процветанию, то сейчас оно все чаще ведет к крушению подобных иллюзий. Приобретая акции, Рокфеллером не становишься, разочарованно констатирует человек с улицы. Конечно, нет, охотно поддакивает ему Гленн Тарнер. Но вот, приобретая пай в «Смей быть великим», ты уже вступаешь в землю обетованную. Деньги на бочке, а тем более бочка с деньгами — неопровержимый аргумент.

И вот наш хрестоматийный герой, изымаемый из букварей свободного предпринимательства, возвращается на их страницы, волоча за собой романтический шлейф эпохи «бури и натиска» первоначального накопления, его свинство, но одновременно и кабанью силу, воспетую и проклятую в эпопеях Бальзака и Золя.

Гленн Тарнер Заячья Губа лишь кажется карикатурой на капиталистическое общество. В действительности это автопортрет капитализма.