Гляди в оба

О, как мы бежали! Я думаю, нашей скорости могли бы позавидовать чемпионы Олимпийских игр на длинные дистанции. Тем более нужно учесть, что мы бежали по дороге босые, в одних тонких чулочках, которые на ступнях сразу же превратились в лохмотья, но мы не чуяли под собой ни острых камней, ни стекол. Бегают же индийские йоги по битому стеклу или раскаленным углям в состоянии транса? А мы с Леночкой точно были в трансе, по крайней мере — она. Я знала, что теперь главное — как можно дальше отбежать от «Колибри» и спрятаться в укромном дворике. Не исключено, что за нами сейчас двинулась погоня, раз сам Бяша приказал нас изловить. Пятьдесят на пятьдесят, конечно, но кто его знает? Рисковать нельзя, не имеет никакого смысла.

— Не останавливаться! — предупредила я Леночку, которая уже принялась сбавлять темп, охать и стонать.

Еще хотя бы пятьсот метров, триста… Упрямо тряхнув головой, как чемпион на последнем круге, я молча сделала отчаянный рывок вперед. Леночку мог подстегнуть только страх от меня отстать, это я уже поняла.

Вот и сквозная арка, через которую можно без труда перебраться на горячо любимую мной тарасовскую улочку Купеческую со старыми дворами и запутанными подворотнями. Можно сбавить ход и нырнуть в подъезд двухэтажного полуразвалившегося дома с чугунной старинной лестницей, который раньше занимала одна тарасовская купеческая семья, а теперь — целая коммунальная орава тарасовцев новой формации.

Приложив палец к губам, я дала понять Леночке, что теперь мы должны на время затаиться и помолчать. Но моей подружке и самой не хотелось говорить. С тяжелыми вздохами рассматривала она то, что осталось от колготок и ног, пыталась на ощупь освидетельствовать полученные боевые ранения и даже, вынув зеркальце, надеялась разглядеть при свете фонаря свою расквашенную физиономию.

— Эх ты, это из-за твоей художественной самодеятельности мы чуть было в самом начале не завалили дело, зря потратили целый вечер, не продвинулись ни на миллиметр, — должна же была я сделать ей выговор.

Но усердствовать не стала. Как она сейчас бежала! Как сиганула через забор! Как вцепилась в волосы тому, кто пренебрежительно говорил о ее любимом Птахе! Я и не ожидала увидеть в моей парикмахерше столько дерзкого мужества. Молодец!

Наконец около двух часов ночи две недавние красавицы покинули гостеприимный подъезд и заковыляли по городу. Леночка хромала на обе ноги, на спине у ее платья был вырван приличный клок, а про себя я даже и не знаю. Как и несколько часов назад, я вызвалась остановить такси, только теперь все ночные извозчики проносились мимо нас. Почему это, спрашивается? Какая черствость — не подобрать по пути пьяных, избитых, истерзанных девушек. Наконец, догадавшись спрятать Леночку на автобусной остановке и прикрыв сумкой собственные босые ноги, я все же притормозила какой-то мотор, на заднем сиденье которого уже сидел человек.

— Девчонки, поехали ко мне, не пожалеете, — предложил высунувшийся мне навстречу мужчина, в котором я с ужасом узнала лицо, недавно виденное в «Колибри». Ну надо же, какое нелепое совпадение. Ведь узнает же. Впрочем, нет, товарищ-господин был слишком пьян, чтобы суметь сопоставить и хоть как-то осмыслить недавно разыгравшиеся перед ним картинки. Он видел (и наверняка нерезко) в нас просто ночных женщин и тупо нацелен был только на одно простейшее действие. Я бы, конечно, сразу захлопнула перед его носом дверцу, если бы не узнала в незнакомце одного из тех, кто сидел за интересующим меня столиком вместе с Сеней. Мгновенно сориентировавшись, я уселась рядом с ним на сиденье, а на переднее устроила Лену, окончательно потерявшую к жизни хоть какой-то интерес.

— А куда едем? — спросила с любопытством.

— В гостиницу. В вашу «Хорватию». У нас там номер на троих, а двоих всю ночь не будет, — сообщил мужчина.

Услышав про «Хорватию», Леночка издала вполне членораздельный стон, но когда я сзади незаметно дернула ее за волосы, то сразу притихла. У меня с тарасовской гостиницей «Хорватия» тоже были не лучшие ассоциации. Прямо скажем — военные. То, что в гостинице происходило по ночам, было почище сербско-хорватской войны, хотя строилась гостиница в свое время дружественными социалистическими братьями хорватами из мирных соображений. И названа тоже в честь побратимов, в знак благодарности.

— А соседи мои решили в ночном клубе остаться. Черт, забыл, как он здесь называется. У нас в Москве их уже миллион, но я привык к своему «Пилигриму», только туда хожу. Хоть мордобоя никогда нет. А здесь — не успели прийти, как козлы какие-то сцепились. Я посидел немного и думаю — нет, такое не по мне, я человек осторожный, мне жизнь дорога, — продолжал рассказывать мой сосед таксисту с каменным лицом прерванную нашим появлением историю.

Даже удивительно: почему это многие мужики, когда напиваются, резко заболевают недержанием речи? Впрочем, в данном случае такая болезнь мне сейчас на пользу.