Глиф

Вязгин назначил встречу в «Гроте», полуподвальном заведении на Старом бульваре. В последнее время Ника недолюбливала подземные общепиты — то ли у нее сверх всякой меры разыгралось воображение, то ли весенние паводки и вправду переполнили чашу терпения городской дренажной системы, но Нике все время мерещилось, что из подвалов Житомира тянет сыростью и мокрой землей. В «Гроте» было тоже самое. Не самое возбуждающее аппетит сочетание запахов, поэтому Ника ограничилась чашкой фруктового чая.

Ее собеседник взял себе кофе, залпом выпил его, отодвинул чашку в сторону и разложил на столе пять черно-белых фотографий, сделанных, скорее всего, мобильным телефоном, а потом распечатанных в формате А4, из-за чего вылезли все огрехи картинки.

Сюжеты были знакомые. Крест на площади, могила на синагоге, сердце на костеле, ромб на телецентре и флюгер на соборе. Ника включила «Кэнон» и продемонстрировала Вязгину результаты сегодняшней прогулки.

— Поэтому я предлагаю обменяться информацией, — сказал Вязгин. — Чтобы не дублировать усилия.

— Согласна, — кивнула Ника.

— Итак, — Вязгин переплел пальцы, — что мы знаем. В ночь с субботы на воскресенье, то есть — почти трое суток назад, различными группами людей были нанесены как минимум пять рисунков-граффити в центре Житомира. В ходе нанесения одного из рисунков пострадал человек, сбитый машиной, принадлежащей нашей фирме. Правильно?

— Правильно, — опять кивнула Ника.

— В принципе, ничего особенного не произошло, если не считать того, что все рисунки появились практически одновременно, а исполнители — те, что нам известны, — никак не связаны между собой. Их — исполнителей — объединяет только мотивация поступков. Все они искренне полагали, что играли в некую игру, и нанесение рисунка было частью этой игры. Заданием.

— Стоп. Не игру. Игры. Мы играли в автоквест, а Рома с товарищами — во что-то другое.

— Принимается.

— И кого еще из участников вы знаете?

— Милиция задержала трех скинхедов у синагоги. Скинхеды оказались не настоящие, обычная уличная шелупонь. Тоже, можно сказать, играли. В нациков.

— Про этих я знаю, — сказала Ника, — Радомский рассказывал. А остальные? Кто разукрасил собор и костел?

Вязгин покачал головой.

— Эти пока не попались. Но мы работаем над этим.

— Мы?

— Ника, давайте разделим цели. Я займусь исполнителями — у меня для этого больше ресурсов, а вы — глифами.

— Чем-чем? — не поняла Ника.

— Глифами. Так Ромчик называл эти рисунки, — Вязгин пододвинул к ней фотокарточки. — Мне удалось из него вытянуть что-то про онлайновую игру, а потом он замкнулся. У парня сейчас сложный период…

— И вы хотите, чтобы я его разговорила? — уточнила Ника.

— Как вариант, — Вязгин пожал плечами. — Радомский считает, что в этих рисунках — глифах — есть какой-то смысл. И он почему-то уверен, что ваш дед с этим связан. Вы уже установили с ним контакт?

— Пока нет, — Ника задумчиво помешала ложечкой чай.

В мозаике Вязгина не хватало еще одного элемента: повесившегося Чаплыгина, чье полотно осквернили вандалы в библиотеке. Как там дед написал? «Мой старинный приятель»? Ну-ну… Поразмыслив, Ника решила этой информацией пока не делиться. Радомский ведь тоже был не конца откровенен, так и не объяснив толком, в какой такой области он сотрудничал с дедом и откуда у фотографа Загорского взялись идеи насчет маркетинга?

— Вам эти рисунки о чем-то говорят? — спросил Вязгин.

— Нет.

— Я так и думал. Вот, возьмите, — Вязгин протянул ей визитку.

Визитка была отпечатана на угольно-черном картоне, претенциозными золотыми буквами. «Мадам Анжела, визионер и медиум», — удивленно прочитала Ника.

— Это кто?

— Она может проконсультировать вас по поводу символов, — с едва уловимой кислинкой в голосе объяснил Вязгин.

— А так же их эзотерического значения, — с издевкой кивнула Ника. — Вы это серьезно?

Вязгин вздохнул.

— Это подруга жены Радомского, — сказал он. — Позвоните ей, она не так глупа, как хочет казаться. Может быть, она действительно что-то знает… Скажите ей, что консультацию мы оплатим.

— Почему бы и нет… А что насчет Ромчика? Я бы скорее переговорила с ним.

— Сегодня не выйдет. Домашний арест и чтение морали. Завтра я отвожу его в школу, уроки заканчиваются, — Вязгин сверился с блокнотом, — в три пятнадцать. Потом могу привезти его к вам.

— Не надо. Лучше я подъеду к школе. Я бы хотела поговорить с ним наедине.

— Не вопрос…

Ника еще раз перебрала карточки. Хуже всего получился крест на площади — похоже, снимали с крыши или с вертолета рисунок почти затерялся на пегом черно-белом асфальте. Телецентр, костел и синагога были запечатлены почти в упор, видна каждая завитушка. А вот собор сфотографировали метров с пяти…

— Скажите, — подобралась Ника, — а когда это было снято? Собор?

Вязгин нахмурился и опять достал блокнот.

— Вчера вечером, в половине десятого, — сообщил он. — Журналистка с местного телевидения проявила инициативу и начала собственное расследование. Мы уже взяли ее под свое крыло…

— Угу, — Ника разглядывала снимок.