Глиф

Марина положила телефон обратно на стол, поправила зарядное устройство и отступила в сторону.

— Марина? — надрывалась Анжела в трубке. — Алло, Марина? Ты там?!

Мама стонала на диване.

Отвечать ни той, ни другой у Марины не было никакого желания. Ее охватило чувство суетности, незначительности всего происходящего. Все, что случилось сегодня, стало неважным, бессмысленным, мелкотравчатым… Все это — лишь предисловие к тому, что она должна была совершить.

Она вышла на балкон, достала из кармана с таким трудом добытую бумажку, развернула ее. Это была «синька» — старомодная копия, с белыми линиями на синем фоне.

Глиф. Малая печать Соломона. Адрес. Где-то на Крошне. Дата и время. Сегодня, ровно в полночь. И слово. «Огонь».

Через разбитое стекло дул холодный и влажный ветер, остужая лицо и придавая ясность мыслям. Небо было затянуто тучами. Внизу, под подъездом, прямо возле единственного горящего фонаря, стояли два навороченных мотоцикла с разлапистыми рулями. Рядом курили байкеры.

Выследили все-таки, удовлетворенно подумала Марина. Интересно только, это за мной или за Белкиным? Хотя это теперь уже не имеет значения…

Она вернулась в комнату, спрятав «синьку» с глифом в карман, и критически осмотрела маму. Таблетка подействовала, мамино лицо порозовело, и только в глазах плескался испуг.

— Куда ты, Мариш? — жалостливо простонала мама.

Из мобильника на столе раздавалось раздраженное бульканье Анжелы.

— По делам, — сказала Марина, нажимая на «отбой». — Я скоро вернусь.

21

Перед тем, как отпереть дверь, Ника привстала на цыпочки и проверила две спички, зажатые между дверью и косяком. Обе были на месте. Вот и славно…

— Были гости? — спросил Ромчик.

— Угу, — кивнула Ника, разбираясь с ключами. — Были…

Почему-то было удивительно сложно попасть в замочную скважину…

— Заходи, — справившись с дверью, пригласила она подростка и предостерегла: — Если только собак не боишься.

— Это в смысле — Пирата? — усмехнулся Ромчик. — Пирата я не боюсь.

— Ах да, я совсем забыла, что ты тут частый гость…

Пират, вопреки ожиданиям, не бросился им навстречу, а остался на одеяле, поджав хвост и положив голову на лапы. Умные янтарно-желтые глаза смотрели грустно и с опаской.

— Что, зверюга, заскучал? — Ромчик присел на корточки и потрепал пса по холке. Тот принял ласку без обычного энтузиазма.

— Чего это с ним? — удивился парень. — Заболел, что ли?

— Вроде нет, — пожала плечами Ника. — Он последние пару дней сам не свой. Наверно, по хозяину тоскует.

— А когда приедет Аркадий Львович?

— Если бы я знала… — Ника сменила тему разговора: — Ты голодный?

— Ну… — замялся Ромчик.

— Без «ну». Тебя сколько там продержали? Сутки? Больше? И не думаю, чтобы тебя сильно кормили, так?

— Так.

— Спрашиваю еще раз: ты голодный?

— Да, очень, —Ромчик и улыбнулся. Улыбка у него была вымученная.

— Ну вот, другое дело, — удовлетворенно сказала Ника. — Стесняться он мне тут будет… Сейчас что-нибудь сообразим.

Соображать пришлось творчески — запас продуктов она так и не пополнила, поэтому на ужин у них были бутерброды из сыра с колбасой (без хлеба; заплесневевшую буханку Ника выбросила), три яйца (последние), сваренные всмятку, большой помидор, разрубленный напополам и посыпанный крупной солью, и остатки сливового варенья. И чай.

Ромчик смел все это за милую душу и попросил добавки. Пришлось опять скрести по сусекам. Завтракать будет уже нечем, сделала мысленную отметку Ника, кровь из носу, но надо попасть в магазин. Если я собираюсь и дальше торчать в Житомире…

А я собираюсь?

На этот вопрос она не смогла дать четкого и однозначного ответа.

Зато здесь не скучно, сказала она себе.

— Ляжешь в спальне, — предложила Ника гостю. — А себе я в кабинете постелю. Мне все равно надо еще поработать.

— Да неудобно как-то, — опять застеснялся Ромчик.

— Неудобно спать на потолке — одеяло падает, — отрезала Ника.

Она выделила мальчишке чистую простынь и наволочку, свою постель загребла в охапку и, перетащив в кабинет, швырнула на кушетку. Посмотрела на часы: без четверти десять. Сна ни в одном глазу. Можно часик поработать. Она вытащила из сумки и подключила ноутбук.

— А можно я душ приму? — спросил Рома из коридора.

— Валяй, — махнула рукой Ника.

Интернет по-прежнему не работал. Замечательно. Она вытащила из фотоаппарата карту памяти, сунула ее в кардридер, слила все снимки на винт. Ну-с, посмотрим…

Снимки она рассортировала по датам. Потом — по местам. Быстро их проглядела. Так, выставка Чаплыгина (Черное Солнце), автоквест, потом глиф на площади в процессе возникновения (флешмоб), серия дневных изысканий (vévés на костеле, синагоге и соборе), сегодняшний снимок гигантской трикветры из градин и — финальный снимок — кровавая пентаграмма на киоске.

И это не считая руны на «Хюндае» Анжелы, татуировки Клеврета (монада, так, кажется, назвала ее Марина), астрологических весов на складе, кровавой руны на лице Ромчика, и тройной спирали, нарисованной Клевретом. Ах да, еще шрам на запястье фотомодели Илоны, тоже, кстати, руна…

Получается до фига.