Глиф

Конечно, отчасти причиной тому был внешний вид Марины. Гардероб пришлось сменить практически полностью. Хламида превратилась в лохмотья после нападения собак и отправилась в костер, чему Марина была искренне рада. Все подростковые фенечки и цацки, которыми так любовно украсил ее прическу Шаман, полетели следом, когда Марина, пользуясь статусом женщины Шамана, заставила байкеров натаскать и нагреть на костре пару ведер воды, после чего с наслаждением вымыла голову. Из всех подарков Шамана (по большому счету — безвкусной бижутерии), Марина оставила только анкх на длинной цепочке, холодивший кожу между грудей рядом с ее кварцем.

Старая одежда, естественно, пришла в негодность. Но заехать домой и переодеться Марина не смогла. Она, конечно, стала сильнее — но не настолько.

Пришлось поехать на вещевой рынок и прибарахлиться. Шаман вручил ей горсть мятых, будто пожеванных банкнот, о происхождении которых лучше не задумыватья, и Марина решительно и кардинально сменила стиль (долой стразы и алые шарфы!) в пользу сдержанно-делового костюма. Юбка ниже колен, строгий жакет, белая блуза. Туфли-лодочки. Бизнес-леди.

Новоприобретенная глубокая внутренняя сила не нуждалась во внешних проявлениях. Достаточно будет осанки и презрительного взгляда.

И никаких украшений. Долой кольца, серьги, броши и прочую лабуду. Истинная красота — внутри.

Это Марина теперь знала наверняка.

Вооруженная знанием, она переступила порог библиотеки в понедельник, ровно в девять часов утра. По ходу Марина попыталась сообразить, когда же она последний раз выходила на работу. Так, сеанс у Анжелы был в среду… выходит, в четверг я отпросилась после ночной суеты с Илоной… А четверг выдался длинный… Пятницу я проспала. Субботу… субботу вовсе не помню. Неужели я спала два дня подряд? Да нет, не может быть. Хотя… Вчера было воскресенье. Ночь на воскресенье я провела с Шаманом, и это была самая главная ночь в моей жизни. А все, что было до того — неважно.

Встряхнув волосами, Марина гордо шагнула в кабинет, готовая дать отповедь и старой маразматичке директорше, и всем остальным, кто посмел бы задавать ей вопросы.

Вот только вопросов ей никто не задавал.

На нее только смотрели. С ужасом и восхищением.

А Марина смотрела в ответ. И слушала.

И чем больше она смотрела и слушала, тем сильнее становилось ее удивление.

Что-то изменилось в мире за те пару дней, на которые Марина выпала из реальности. И в мире, и в людях.

Взять само здание библиотеки. Из скучного места постылой работы оно неожиданно превратилось в мрачное, даже можно сказать — зловещее — логово темных сил, причем самым обыденным образом. Ремонт, сделанный на скорую руку после выходки Чаплыгина, как выяснилось, был некачественным, и на свежевыкрашенных стенах под тонким слоем краски начали проступать серые пятна отсыревшей штукатурки. Свиной крови покойный маэстро не пожалел, в отличие от халтурщиков, сэкономивших на грунтовке. Заляпанные полотна никто не вывез, и они так и стояли в углу, накрытые тряпкой, источая едкое зловоние.

Еще горе-ремонтники что-то нахомутали с электропроводкой (Чаплыгин повесился на крюке люстры), и теперь из всех ламп дневного света горела от силы треть, а остальные то вспыхивали, то гасли с противным жужжанием. За окном было мрачное серое утро понедельника, и в библиотеке можно было снимать фильм ужасов. Жужжанию ламп вторили заунывные стоны и жалобные подвывания труб отопления, из которых спускали воздух в туалетах. По всей библиотеке вместо привычно-суетливых студентов медленно, как зомби, бродили небритые и неопохмелившиеся пролетарии с гаечными ключами, паяльниками и ведрами с краской, откручивая, припаивая и замазывая. Канализация не работала. В читальном зале сверлили стены под розетки, и рев дрели разносился по всей библиотеке.

Так, наверное, выглядел Рим, павший под натиском варваров, решила Марина. Но когда она попыталась поговорить об этом с коллегами, то удивилась и ужаснулась еще сильнее.

Люди вели себя необычно. Директриса, «железная леди» библиотеки в самом расцвете климакса, впервые за последние двадцать лет не вышла на работу. От Оксаны Владимировны (отдел краеведения, интеллигентнейшая женщина, сорок два года, не замужем, десятки публикаций в научных журналах) в половину десятого утра несло коньяком. Танюха из отдела периодики (дура дурой, с горем пополам закончила наш филфак, вместо мозга — «Космополитен») сидит и читает Кьеркегора. Назар Григорьевич Остапчук, могучий семидесятилетний старец, аксакал, полиглот, критик, литературовед и мизантроп, травит сальные анекдоты девчонкам у ксерокса. Даша и Глаша, две подружки не-разлей-вода из книгохрана, поцапались публично, да так, что чуть волосы друг другу не повыдергивали.