Глиф

Но то — ночью. Втихаря. А тут — по наглому. Средь бела дня и толпы народа. Да еще и под прицелом телекамеры.

Стоп, осенило Радомского. Он же сам — мент, горбун этот сраный. Или чекист. И это все — сплошная разводка и подстава. Вполне в их духе…

— Меня что, отпускают? — спросил Радомский, когда они с горбуном оказались на улице.

— Ни в коем случае, — ответил горбун. — Вы только что совершили побег. С чем я вас и поздравляю!

— Так. А если я не хочу совершать побег?

— Воля ваша, — пожал косыми плечами горбун. — Можете вернуться обратно. Выбирайте, провести остаток дней в камере или продолжить Игру. Выбор за вами, мое дело — вам этот выбор предоставить. Тюрьма или Игра. Вы так славно начали, Геннадий Романович, не стоит останавливаться…

Радомский мрачно поиграл желваками.

— Вы говорили, что я стану ключевым игроком, — после долгой паузы, сказал он.

— Совершенно верно, — подтвердил горбун.

— Что для этого надо?

— Как это — что? — удивился горбун. — Ключ, разумеется. Ключ к Игре.

— И где его взять?

Горбун на пару секунд задумался, а потом сделал странное движение плечами. Будто поправил надоевший бутафорский горб. А ведь костюм на нем сидит намного ровнее, чем прежде, подметил Радомский. Маскарад?

— Ключ в настоящий момент находится у Вероники Загорской, — сообщил горбун. — Но она об этом не знает. А сейчас прошу меня извинить, мое время здесь заканчивается. Вам, кстати, тоже советую поторопиться…

Что Радомский и сделал. Мобильник у него конфисковали, поэтому связаться с Вязгиным не было возможности, переться сразу к Загорской было бы неосмотрительно, а Илона жила совсем рядом с ментовкой…

Илона, при всей тупости, курс первичной дрессуры в модельном агенстве все-таки прошла, поэтому на появление хозяина отреагировала, как следует: чмокнула в щечку, без лишних вопросов набрала ванну, накрыла на стол и расстелила постель. И только потом, после ванны, полбутылки коньяка и двух заходов умопомрачительного секса (у Радомского был стояк, как у шестнадцатилетнего — адреналин, наверное) поинтересовалась, как подозреваемый в убийстве Радомский оказался на свободе.

— Горбун помог, — буркнул Радомский, и тут Илона принялась кривляться и излагать свои теории. Радомский, осоловев от коньяка, пропускал ее высокопарные сентенции мимо ушей, и начал было уже клевать носом, когда в дверь позвонили.

— Кто там?! — вскинулся он.

— Сейчас гляну… — испуганно прошептала Илона. До ее микроскопического мозга, видимо, только что дошло, что она занимается укрывательством беглого преступника.

Ладно, она — курица, я-то чего расслабился?! — мысленно зарычал на себя Радомский, пока Илона голышом и на цыпочках кралась в коридор. Если там менты… Возвращаться в камеру не хотелось совершенно.

— Все нормально, — все так же шепотом сообщила Илона, вернувшись обратно. — Это Анжела, наверное, проведать меня пришла…

Илона машинально потерла левое запястье, обмотанное лентой пластыря.

— Анжела? — удивился Загорский, надевая штаны. — Какая Анжела? Медиум которая?

— А ты ее откуда знаешь? — хлопнула ресницами Илона.

— Жена познакомила…

Анжела тем временем снова настойчиво позвонила в дверь.

— Наверное, свет в окне увидела, — предположила Илона, накинув халатик. — Теперь не уйдет, она настырная… Может, отправить ее?

Радомский заправил футболку в штаны и задумчиво покачался с пятки на носок.

— Нет, — сказал он. — Зови ее. Медиумы нам понадобятся…

16

Глупо, глупо, глупо, глупо!

Слово это билось в голове Марины раненной птицей, вторя ударам неистово колошматящегося сердца в груди, пульсированию жилок на висках и болезненным, будто раскаленные шурупы буравили череп, ожогам мигрени, от которых немело лицо и начинали мелко дрожать руки.

Как же это было глупо — гнаться за уродом-рабочим, одной-одинешенькой, да еще и с пустыми руками! Впервые в жизни Марина подчинилась инстинкту: раз убегает, значит, надо догонять — и теперь остро жалела об этом. Ведь одно дело — догонять, и совсем другое — догнать… Что она будет делать с Заячьей Губой, настигнув его, Марина в начале погони подумать не успела, а сейчас, в процессе, думать уже не могла в принципе.

Она так не бегала… очень давно. Очень. Наверно, со школы. Хотя она и в школе не особо бегала.

Сердце вылетало. Легкие горели огнем и грозили вот-вот разорваться. Холодный липкий пот щипал глаза. И анкх кусочком льда морозил кожу между грудей.

И несмотря на все это, Марина продолжала бежать. Она даже умудрилась не теряя скорости сбросить новенькие туфли-лодочки (каблук там был маленький, но он был, а это мешало), и теперь неслась практически босиком, в одних колготках телесного цвета. Нейлон скользил на поворотах, и Марина дважды чуть не упала.

Но она все равно продолжала бежать.

Так, будто бы от этого зависела ее жизнь.

Рациональная часть сознания — маленькая, испуганно скукожившаяся перед проснувшимся в Марине дремучим инстинктом охотника, была не в силах подыскать никакого объяснения происходящему, и лишь вопила тоненьким голоском: глупо, глупо, глупо!!!

А Марина гналась за Заячьей Губой.